У Исмаила тоже, видать, крыша поехала. Через два месяца дошли до нас слухи, что он пропал без вести. А потом все же просочилось: ушел с оружием к «духам». Прямо с боевых и ушел. Позже разное говорили о причинах. То ли на его минах автобус афганский подорвался, то ли после того, как по пещерке, где кишлачные прятались от царандоя, наши врезали из танков. Это было, попросили «зеленые» помочь «духов» выкурить, а там старики да дети. А теперь представьте себе, кого «духи» заполучили? Сбегали и раньше, не спорю, но те по другим причинам, я уже не говорю о тех, кого в плену перевоспитали и обрезали. А вот что дальше – это на совести афганцев. От них и слышал.
У Исмаила была своя боевая группа. Будто из наших перебежчиков и пленных. Задания получал через особо доверенных лиц Ахмадшаха. Мог свободно вклиниться в эфир, пристроиться в колонне и идти до Кабула или Джелалабада под видом спецназа. Выдавал себя за советника из царандоя, проникал на территорию частей. Из Хайратона пять машин с боеприпасами вывез в Баглан. Многие странные случаи на него списывали. Как бы то ни было, но после его ухода в восемьдесят втором году проваливалась операция за операцией, поля наши минные что были, что нет. Склад афганской ракетной бригады на него списали, но это уже в восемьдесят шестом году.
В восемьдесят четвертом его вычислили и зажали за Джелалабадом. Молотили кишлачок часа три и с воздуха, и пару «саушек» подтянули. Пошли чесать: ноль! Испарились «духи»! Куда? Выяснилось потом, через «зеленых» прошли с пленными моджахедами какие-то «коммандос-шурави». Пароль назвали, грузовик реквизировали, всех обматерили, да еще проводника прихватили, командира взвода, он их якобы знал.
Вот к этому жениху отставному, старлею, или капитану уже, легенда умалчивает, когда из кишлака выбирались, подошел джагтуран – афганский старший капитан – и сказал, что в кишлаке есть старик, который видел Исмаила и должен передать «белому офицеру» важное сообщение, но говорить будет с глазу на глаз. Вроде как вину своих заглаживал за то, что упустили «духов».
Афган не девятнадцатый век – тринадцатый! А старики и дети – самое вредное на такой войне. По нашим понятиям, их убивать совестно, а им гранату метнуть или очередь всадить в оккупанта – за милую душу. Спецназовец взял с собой двух «рексов», царандоевец тоже, и пошли. У дверей встали, ко всему готовы. Деда вперед пустили. Старик что-то лепечет слабым голосом. А наш-то как разобрал слово исковерканное «То-ня», так и ринулся внутрь. Что уж там было, но полминуты не прошло – два выстрела и дымина повалила. Все одно – влетели кубарем. Лежит старлей, пузыри на груди хлюпают, и старик, тоже грудь в крови. А окно раскрыто, и вроде в кустах шевеление. Они все туда! Обшарили вокруг. Пусто. Потом назад! Что за притча! Старлей стонет, грудину зажимает, а старика нет. Кинулись, а царандоевца след простыл. Когда старлея перевязывали, то с шеи сняли медаль «За отвагу», почерневшую на полосатой ленточке, будто ее вместо креста носили. Мазанку потом разнесли подчистую. Выяснилось – был там схрон, с норой в «зеленку». И кровь была. Но пролезли метра два – завал. Искали выход, да куда! В маскировке афганцы бандеровцев переплюнули! Да и небезопасно торчать там было до вечера.
