– А после той ночи, когда вы слышали выстрел, Оскар тоже появился первым? Или еще кто-то пришел рано?
Вахтер задумался, потом вспомнил:
– Оскар и Колчин.
– Они пришли поодиночке?
– Э… нет, вместе, поздоровались за руку и подошли ко мне.
– Во сколько это было?
– В половине девятого, а в девять пришел мой сменщик.
– Спасибо, вы свободны.
Вернувшись в кабинет, она попросила пригласить главного инженера. Спартак Макарович прибежал (именно прибежал, а не пришел), как сноп, свалился на стул и обмяк, остановив потерянный взгляд на следователе.
– Здравствуйте, – сказала она. – В ночь убийства Ермакова вы находились в этом здании…
– Я его не убивал.
– Отвечайте на мои вопросы, – мягко сказала она, подозревая, что главный инженер на грани инфаркта. – Вы ничего не слышали в начале второго ночи? Я имею в виду выстрел?
– Нет.
– Вы спали?
– Нет.
– А почему вы задержались на работе?
– Документацию привожу в порядок. Личную тоже. Видите ли, мы разрабатываем проекты, за которыми будущее. Скоро здесь будут другие хозяева, у меня нет желания передавать свои идеи чужим людям.
– Кто-нибудь еще задержался так поздно?
– Не знаю. Около одиннадцати я вышел в туалет… и мне показалось, что я не один здесь.
– Вам показалось или вы действительно были не один?
– Показалось, что свет горит в приемной. То есть через дверную щель пробивался свет… мне почудилось, там кто-то есть.
– И кто же там мог быть?
Он несколько раз пожал плечами, вздохнул.
– А вы не знаете, зачем Ермаков оставался на работе?
– Мы как-то с ним говорили… поздним вечером он зашел ко мне и поинтересовался, почему я здесь, а я забыл спросить, почему и он задержался.
Урванцева чуть подалась к нему и полушепотом спросила:
– Это так странно, Ермаков остался на работе и был застрелен в подвале. Лично вы кого подозреваете?
– Никого! – воскликнул он, ужаснувшись.
Следующий вопрос она медлила задавать, чувствуя его бесполезность. Спартак Макарович запрограммировал себя на один ответ: ничего не видел, ничего не слышал, ничего никому не скажу.
– Спасибо, вы можете идти. – Он двинул к двери, взялся за ручку, но Урванцева остановила его: – Значит, вас никто не видел в час ночи?
– А кто меня должен видеть? – разволновался он. – Я находился у себя… один…
Следующим она допрашивала Колчина. Он был спокоен, но заметно утомлен и расстроен. Урванцева по внешним признакам угадала, что человек он мрачноватый, пессимист, слегка флегматичный, но дружелюбный – ровно настолько, насколько позволяет его сдержанная натура. Урванцева начала беседу с вопроса:
