– Живу я здесь, – наконец ответил он. – А вы кто?
– Это я живу здесь.
– Про вас мне ничего не известно, – смутился Валерьян Юрьевич, от смущения предложил: – Может, в дом зайдете?
– Да уж, зайду.
Он прошел за ней, а она сразу подалась к плите, достала из сумки свертки и пакеты, некоторые, поглядывая на незнакомца с подозрением, переправила в старый холодильник.
– И как же вы здесь поселились? – поинтересовалась женщина.
– Это длинная история. Вас как зовут?
– Галина.
– А меня Валерьян Юрьевич... Можно Валерьян.
– Хм! – Она приподняла по очереди крышки кастрюль, затем повязала фартук и начала готовить. – Где отец?
– А кто ваш отец?
– Хозяин этого дома.
– Панасоник? Так вы его дочь?
– Уже сорок один год, – усмехнулась Галина.
– Он на работе.
– Шутите? Мой отец пенсионер. Работал сварщиком, теперь кур стережет и самогон пьет. Вы тоже пьющий?
– Нет... То есть да.... Нет, я не пьющий в прямом смысле, но выпиваю, как все. А Панасоник меня замещает, я взял отпуск.
– Ничего не понимаю, – вздохнула Галина.
– Поймете. Вам помочь?
– Картошку чистить умеете?
– А у меня вид человека, который ничего не умеет?
– Ну, в общем-то... да.
– Давайте нож, кастрюлю с водой и картошку, – решительно потребовал Валерьян Юрьевич, подходя к столу.
Вблизи он рассмотрел лицо Галины – кожа нежная, ресницы густые и без косметики, губы объемные. Одним словом, чертовски хороша, но для тех, кто имеет настоящий вкус. А он давно так не робел перед женщиной, давно ему не хотелось нравиться.
– Простите, где вы были, Галина? Почему я вас не видел?
– У меня отпуск, к сыну ездила, он в институте учится.
– А работаете где?
– В приемнике-распределителе. С бездомными детьми воюю.
– Да? – чему-то обрадовался Валерьян Юрьевич. – Это хорошо. Это благородная работа. Вас устраивает, как я чищу картошку?
– Вполне.
Хотел про мужа спросить, да неловко как-то сразу, потому не рискнул ни о чем расспрашивать, догадавшись, что он для нее как снег на голову. Всему свое время. Валерьян Юрьевич улыбался, посматривая на строгую Галину.
Это был единственный случай, когда семейство пришло к согласию, но согласию весьма жаркому – в гостиной дома Валерьяна Юрьевича стоял редкий ор, какой никогда не слышался при главе. Владимир мерил шагами пространство, а здесь было где походить, сунув руки в карманы брюк, иногда размахивая ими и негодуя:
– Он чмо! И чмо нас разорит. Видели б вы его рожу! Мерзкая, тупая и дурацкая харя. Бомж! Натуральный бомж и стопроцентный алкаш.
