Взгляд Маккены скользнул по Барнсдейлу и остановился на Фагане.
— Калеб, что тебе известно об этом пациенте?
— Боюсь, еще меньше, чем тебе. Мне позвонили из клиники. Сказали, что отправляют мальчика сюда, к вам, и состояние его стабильно.
Барнсдейл бросил взгляд на настенные часы — большие, механические, с маятником и стрелками. Как раньше в школах.
Дополнительная красная стрелка напоминала об истекшем времени и приближалась к цифре «три»: пациенту присвоили код пятнадцать минут назад.
Когда Барнсдейл повернулся, на него смотрел Фаган.
— Генри, а ты-то что тут делаешь? — удивленно спросил он.
Барнсдейл кивнул подбородком в сторону Маккены:
— Вот кого надо бы спросить. Беспорядки в холле на его совести.
Фаган вопросительно посмотрел на Генри, затем гневно прищурился:
— Может, ты и не заметил, но на операционном столе цепляется за жизнь мальчик. Из последних сил. Так что твои дела подождут.
Притворно уступая, Барнсдейл взглянул на Хосе Чаку.
Тайная волна облегчения окатила Генри: мальчик умирал.
Направляясь к выходу, он услышал голос из динамика интеркома:
— Доктор Маккена, я знаю, что вы очень заняты. Довожу до вашего сведения: вам дважды звонила доктор Тарталья, около пяти часов. Сказала, что нужно поговорить. Дело очень важное…
Меган охватили мрачные предчувствия. Она взглянула на Маккену: ни намека на капитуляцию, никаких эмоций.
Правда, и остальные были столь же бесстрастны, следуя приказам, выполняя работу. Вот только поубавилась интенсивность, мало-помалу улетучивался адреналин, повторялись утомительные движения. Чистую энергию, которая была вначале, подменил монотонный ритм.
Но даже тот факт, что ничего не получалось и вряд ли получится, не мог заставить сложить руки. Кто-то должен принять нелегкое решение.
— Сколько времени прошло? — спросил Маккена.
Сьюзен посмотрела на часы.
— Двадцать семь минут. Но после электрического разряда я пустила часы с небольшой задержкой.
— Хочет кто-нибудь попробовать другие варианты?
Ответ был известен, но эпоха судебных процессов требовала, чтобы вопрос был задан. Угроза судебного иска против врача, допустившего преступную небрежность при лечении больного, перевернула медицину. Докторам приходилось учитывать, что позднее — причем свои же — могут спохватиться: мол, сделано не все, что в их силах, или стоило попробовать как-то иначе. Любую зацепку кропотливо раздуют юристы, начнут копать и в широкой, глубокой могиле похоронят всю команду.
Меган вслед за Люком посмотрела на каждого. Медсестра и медбрат опустили глаза. Анестезиолог пожала плечами. Доктор Фаган отрицательно покачал головой.
