На следующий день Каро в гостиной смотрела какой-то сериал, когда в дверях появилась Зоэ, бледная, с красными пятнами на лице.
— Мы сегодня приглашены на ужин. В совсем новое место.
— А кто нас пригласил? — Каро от неожиданности села.
— Его зовут Джек. Он — режиссер. Я хочу, чтобы ты надела свое желтое платье.
Ресторан находился в Беверли-Хиллз и назывался “Луалу”. Он был расписан под полинезийскую деревню с травяными хижинами, с воткнутыми в землю копьями, с миниатюрными водопадами и цветущими растениями, имитирующими тропический дождевой лес. В таком чудесном ресторане Каро еще не бывала.
Приятель Зоэ показался ей очень симпатичным, а главное — остроумным.
— Сколько тебе лет? — спросил он у девочки.
— Семь.
— О! Должно быть, ты уже замужем. А дети у тебя есть?
Каро смеялась от души. Она чувствовала, что на нее обращено все внимание, что ее выставляют напоказ, и потому старалась, как могла. Она спела песенку и исполнила свой любимый номер — изобразила Аннет Финиселло, заказывающую в китайском ресторане итальянские пирожные.
Джек называл ее принцессой, усадил ее на специальный высокий стульчик, как на трон, заказал ей вкуснейшие обжаренные ребрышки, яичный рулет и огромный разноцветный шар из мороженого на десерт.
Покончив с едой, он обратился к Зоэ:
— Кажется, я наконец отыскал себе ангела.
Зоэ расслабилась и выглядела очень счастливой. Каро же удивилась. Где он тут увидел ангела?
Но прежде чем она успела его об этом спросить, он сам задал вопрос:
— Скажи, Каро. Ты не согласилась бы работать со мной в телевизионной рекламе?
Она взвизгнула от радости и сказала: Да, да, да! И потом, опомнившись, тихим ангельским голоском повторила:
— Я буду очень рада сотрудничать с вами. Благодарю вас за предложение.
Джек и Зоэ переглянулись и разразились хохотом.
Съемка рекламного ролика состоялась в следующую пятницу. Все произошедшее в этот день было необычным. Зоэ подняла ее с постели в пять утра, когда небо было еще темным и таило в себе много загадок. Они долго ехали по пустым улицам до ворот студии. Сердце ее трепетало от восторга, когда поднимался деревянный шлагбаум, пропуская их машину на внутреннюю стоянку.
А больше всего ее поразила сама студия. От вспыхивающей на табло надписи: “Соблюдайте тишину. Идет запись звука” — ее бросило в дрожь, она замерла на месте, никому не потребовалось объяснять ей, что надо вести себя тихо. Ей и так было все понятно. Ей позволили пройтись по павильону, и она шла на цыпочках, осторожно трогая пальчиком картонные стены декораций, смотанные кабели, штативы осветительных приборов. Она чувствовала, что попала в святое место, нечто вроде церкви.
