— Завтра вылетишь в Челябинск, — сказал Белкину Городулин. — Если Гусько там, возьмешь его. Только поосторожней… У тебя имеется такая дурацкая привычка — лезть на рожон. Предупреди тамошних ребят из розыска, что это сволочь отпетая. Деньги есть?
— Есть.
— Покажи.
Белкин долго, с беззаботным лицом, шарил по карманам. Городулин писал, не подымая головы.
В это время позвонил начальник Управления. Поинтересовавшись состоянием усть-нарвского дела, начальник поворчал, что уж больно долго Городулин ничего о нем не докладывает.
— Между прочим, товарищ Городулин, к начальству, вообще, заходить изредка следует. Оно ведь тоже может что-нибудь присоветовать… Или сомневаетесь?
— Никак нет, — ответил Городулин. — Нам сомневаться не положено.
— Больно вы, Алексей Иваныч, придерживаетесь — что положено, что не положено… Так зайдешь?
— Прикажите.
— Дело твое, — сказал начальник. — А надо будет, и прикажу.
Думая, что Городулин уже забыл про деньги, Белкин поднялся. У Алексея Иваныча лицо было красное и раздраженное. Потоптавшись, Белкин тихо сказал:
— Значит, я пошел, Алексей Иваныч…
— Вам что велено было? — спросил Городулин. Белкин вынул из кармана скомканную десятку.
— Ого!.. Много тебе жена отвалила… Возьмешь сейчас под отчет командировочные, дома не оставляй: ей зарплаты хватит, а тебе в дорогу нужнее. Бери вот еще пятьдесят рублей, в получку отдашь.
Сопротивляться было бессмысленно, Белкин взял деньги и вышел. Ему было неприятно, что в Управлении известен характер его жены. Все откуда-то знали, что она выдает ему каждый день по два двадцать на «Беломор» и рублей пять на обед и, когда он в милицейской форме, стесняется ходить с ним по улице. Понять они все равно этого не поймут, а он ее любит.
Торопясь из Управления домой, Белкин забежал па дороге в ДЛТ и купил на городулинские деньги жене духи, а себе десяток коробков спичек — они у него вечно пропадали.
Вскоре после ухода оперуполномоченного Городулин запер бумаги в стол и собрался было домой. Затылок разламывало вовсю, глаза и щеки горели. Из-за стены кабинета, из той комнаты, где обычно вели допросы, сейчас доносились голоса — женский и мужской. Мужской что-то бубнил, а высокий женский строго оборвал его:
— Никуда не годится. С начала.
И мужчина снова загудел, теперь уже громче:
— Для того чтобы уничтожить иррациональность в знаменателе…
Очевидно, секретарша Валя помогала делать уроки кому-нибудь из сотрудников.
«Выучится, черт, а потом нос задерет», — с горечью подумал Городулин.
