Роковая птичка | страница 67
И снова заговорила нормальным голосом:
– Ральф был первым, и с ним все было просто. Он много выпил в тот вечер, и, когда мы поехали кататься, его так развезло, что он уснул в машине. И продолжал спать, когда я столкнула машину с обрыва.
– Как тебе удалось незамеченной вернуться в Палм-Бич, ведь от места происшествия до Палм-Бич не меньше пяти миль?
– Я вернулась пешком, – она как будто удивилась моему вопросу, – и потом, было темно, к тому же я надела парик с черными длинными волосами и очки с простыми стеклами. Даже если бы кто-нибудь и запомнил меня в таком виде, это не имело значения.
– А Кевин? – Я облизал внезапно пересохшие губы.
– Мне было абсолютно наплевать, что он лежал в постели с Соней, ведь я знала, что все равно он никогда не станет моим мужем. Но это было основанием для длительной душераздирающей сцены со слезами и упреками. А потом поцелуи и взаимное умиленное воссоединение и всепрощение. Шампанское и объятия. Я была неотразимо распутна в ту ночь, даже танцевала голая на столе, чтобы как следует раздразнить его. Надо было выманить его на балкон, и я придумала игру: он был тореадором, а я быком. Выбежав на балкон, я прислонилась спиной к балконным перилам лицом к нему и сказала, что настала пора для решающего удара. Он сделал выпад – в последний момент я отодвинулась. Не рассчитав, он наполовину перелетел через перила и повис, оставалось лишь взять его за ноги и перекинуть вниз.
– Но почему ты оказалась вся в ссадинах и царапинах на следующее утро?
– Он так кричал, – сказала она ровным спокойным голосом, от которого у меня пошли по коже мурашки.
– Но криком он не мог нанести вред твоему телу.
– Он ужасно закричал, когда я перебросила его ноги с балкона, и все продолжал кричать, пока летел вниз. – Губы у нее сложились в угрюмую усмешку. – Я подумала, может быть, ему стало бы легче, если бы я тоже хоть немного пострадала. Может быть, если я себя накажу, его крики исчезнут и перестанут сверлить мне мозг? Я била и царапала себя, но все напрасно.
– Почему ты должна была их убить, Марсия?
– Потому что моя мать была ведьмой. Она мне рассказала об этом в детстве, когда я была еще маленькой, лет семи. Или, может быть, восьми? Но это был страшный секрет, и если бы я проговорилась, то почернела бы и умерла той же ночью. Они никогда бы не прекратили попытки отнять у нее деньги, и она придумала, как надежно их спрятать. Чтобы никто не мог их взять, кроме меня, когда я вырасту. Это было место со смешным названием –