– Ты отсутствовала так долго, что лед в твоем стакане растаял.
– Как я тебе нравлюсь? – услышал я ее грудной, волнующий голос.
Я поднял глаза и обомлел. Она стояла передо мной в маленьком платьице для девочки-подростка, собравшейся на первый в жизни взрослый бал. Из скромной клетчатой материи в мелкую зеленую и белую клетку, с короткими рукавчиками-фонариками. Вырез от плеча до плеча и пояс, завязанный бантом. Оставалось загадкой, как Соня втиснула в него свои зрелые формы, но зрелище было сногсшибательным – она излучала эротизм и соблазн.
Из выреза выпирала пышная грудь, тонкая ткань тесного лифа не скрывала ни одной детали. Пояс поднялся на несколько дюймов выше талии, а поскольку Соня давно выросла из платьица, подол заканчивался намного выше коленей, и из-под него соблазнительно выглядывали белые шелковые трусики.
– Я собираюсь на одну забавную вечеринку, где все должны быть в костюмах персонажей из детских стихов и сказок, – объяснила она. – Как ты считаешь, что, если я надену это ради смеха?
– Ты будешь самой потрясающей пастушкой, мечтой каждого пастуха. В этом наряде ты выглядишь настолько сексуально, что, если какой-нибудь тип рассмеется, увидев тебя, знай – он голубой!
– Мне хотелось посмотреть, какое впечатление я произведу на тебя, Дэнни. – И она опять исчезла в спальне.
Я действительно разволновался, вернее сказать, она не оставила меня равнодушным, но я не хотел, чтобы она это заметила. Я выпил теплую жидкость из ее стакана, чтобы отвлечься. Потом разыскал два самых высоких бокала, набил их льдом, которого должно было хватить по крайней мере часа на два, и сделал свежий джин-тоник. При новом появлении Сони внутри меня пропели фанфары в честь ее старого наряда – эластичного бикини пронзительного оранжевого цвета.
– Как приятно видеть уже полюбившиеся вещи, – проникновенно сообщил я, когда она уселась в кресло. Я заметил, как при этом на ее голом животе образовалась легкая складочка.
– Кажется, в моем стакане не было льда, когда я выходила сюда в последний раз. – Она посмотрела на меня подозрительно.
– Да кому нужен теплый, выдохшийся джин с тоником? Я сделал тебе свежий, достойный твоего оранжевого бикини.
– Но кто выпил старый, теплый, куда он делся? – продолжала выпытывать она.
– Джин был там еще хороший, жалко было выливать, – признался я скромно и быстренько перевел разговор на другую, занимавшую меня сейчас гораздо больше тему: – Я тебе еще не говорил, что занят глубоким научным исследованием жизни одной незамужней австралийки лет двадцати четырех или пяти, которая похожа на тебя?
