— Он спрашивает, почему вы не пишете, если всем известно, что вы любите литературу! — не утерпела Наташка, сидевшая поблизости. Революционер смутился и буркнул «спасибо».
Сажевые глаза улыбнулись:
— Ну как же не пишу! Пишу… по-своему. Вы себе не представляете, какое удовольствие, когда, занимаясь политикой, просчитываешь ходы, прикидываешь, как и что сработает, а в конце получается именно то, что ты задумал. Это и есть настоящая литература!
— Извините, пора заканчивать, — сказал распорядитель. Первые его слова после «он сядет здесь», когда речь шла о стуле. Все засобирались, почувствовав себя заигравшимися детьми.
На прощание драматург-революционер подарил белым пальцам номер литературного журнала со своей публикацией, поэт Саша вручил дискету с собственными сочинениями, дагестанский фантаст — листик с коротким рассказом про высадку на Марс. Потом все выстроились, чтобы сфотографироваться. Золото и хрусталь блеснули в зеркально начищенных ботинках. Лиса, поёживаясь, пристроилась рядом.
Замёрзли?
Чуточку, — низким голосом ответила Лиса. — Ой, у вас волос на плече. — Она сняла с щегольского рукава волос. Вот проныра, ей бы и этот пиджак накинули на плечи, но маршал-попечитель, державший фотоаппарат, попросил всех улыбнуться. Димка замешкался, и его оттеснили. Он потыкался в плотно сомкнутые спины молодых литераторов, попробовал встать на цыпочки. Тщетно. Втиснуть свою физиономию в историческое фото Димке не удалось.
***
После аудиенции с зелёной газировкой все побежали в туалет. В писсуаре Димка увидел прикольную штуковину — маленькие футбольные порота с пластмассовым мячиком величиной с вишню, прикреплённым на леске к верхней штанге. Задача в том, чтобы попасть струёй по мячику. Димка включился в игру. Несколько секунд мячик подрагивал в глубине ворот. Димка даже пожалел о том, что выпил недостаточно зелёной газировки. Ширинку застегнуть забыл. Об этом ему сказал поэт с бородкой гранда.
— В мячик заигрался.
— Отлил в таком месте, нечего больше желать. — Поэт пригладил бородку перед зеркалом.
— Ребят, а может, он скажет, и премии вернут? — воодушевлённо воскликнул крашеный поэт Саша, но никто не ответил.
Провожая молодых литераторов по коридорам, распорядитель попросил ступать по краю ковровой дорожки, там, где узор.
— Посередине первые лица ходят, а мы по краям, чтобы не затаптывать.
Проходя мимо замерших стражей, через безразличные уже металлоискатели, забирая возле урны конфискованный штопор, Димка подумал, что власть осуществляют не люди, власть осуществляет сама себя. Она вселяется в людей, как инопланетяне в фильмах вселяются в человеческие тела: выбирает подходящее и через него действует, а когда его ресурс вырабатывается, отбрасывает, как пустой пакетик из-под сока, и находит следующего. Власть влюбляет человека в себя, подсаживает на себя, постоянно держит в напряжении, вертит человеком, как стервозная баба вертит каким-нибудь подкаблучником: «Не подаришь колечко — уйду к другому». Ей нужны постоянные подношения, «подтверждения любви». Она подстрекает, провоцирует, подталкивает. И ты посвящаешь всю свою жизнь тому, чтобы её удержать. Но никакие жертвы не гарантируют её верность. Всё равно отвалит, когда высосет до дна. Кажется, что люди, стоящие у власти, решают вопросы, но они делают лишь то, что должны, что ОНА им нашёптывает. И никакой отсебятины. Всё равно, что лежать под несущимся поездом и думать, будто ты машинист, рыпнешься — отрежет руки, ноги и голову.
