— Да вы что, с ума все посходили?! — вдруг крикнул кто-то. — Позор какой! Вы же… вы же… — Это был сказочник. Он весь клокотал, руки тряслись.
— Ну, скажи, скажи, что мы писатели! Про вдохновение расскажи!
— А что?.. Разве не так?.. — Сказочника всего колотило. — …Писатели… вам денег мало?! — В его голосе послышались всхлипывания.
— Мало! Мало!
— Тебе мало? — крикнул сказочник мужеподобной Наташке.
— Не помешали бы! Я бы домик в деревне купила и устроила там коммуну для поэтесс. У нас, в Ивановской области, знаешь, сколько домик стоит? Тысячу долларов всего. Но нет этой тысячи, хоть ты тресни.
— А я бы, я бы… — перебил Саша-поэт. — Я бы адвоката нанял, а то меня сельсовет засудит и посадит за оскорбление власти!
— Стишки-то у тебя хреновые, обидно небось за них садиться! — съязвил поэт с бородкой.
— Ну, хреновые, и что?! При чём тут это?! — Саша опять некрасиво покраснел.
— А мне на опегацию надо, — задумчиво произнёс драматург-революционер.
— Аппендицит?
— Не у меня, у собаки.
— Слышали, нашему Ленину на собачью операцию не хватает. Совсем с дуба рухнул!
— Вы не понимаете, мне Линду отец подагил, ещё в школе.
— Ничего, новую Линду подарит.
— Не подагит, умег… а тепегь вот и у Линды опухоль…
— А мне тоже нужно! — выскочил вперёд Марат. — У меня проклятие!
— Дайте ему уже валерьянки кто-нибудь!
— Меня мать прокляла, когда я в мусульманство ушёл! Она у меня верующая, православная! Сказала, пока я новый иконостас в церкви, где она свечками торгует, не поставлю, проклятье на мне будет. А где я денег на иконостас соберу, а?!
«Ты ж мусульманин, тебе не плевать на православное проклятие»? — удивились одни. «Материнское проклятие страшная вещь», — покачивали головами другие.
— Страшно… так страшно… — глядя в пустоту, произнёс Ктарат, но никто его особо не слушал.
«По всему выходит, у меня вообще нет никакой серьёзной причины получать приз… — подумал Димка. — Спасти собаку от рака, а себя от проклятия — это причина»… Димке стало жаль Марата. Так жаль, что даже слёзы на глаза навернулись. Ужасно жаль этого неказистого моргалыцика. Жаль и стыдно за собственную ненависть к нему. Стыдно за презрение к его внешности и убеждениям, к его диссертации и литературному кружку «Поплавок». И остальных стало жаль. И собравшихся молодых литераторов и вообще всех. Ларечника, Людмилу Степановну, беспризорных мальчишек околачивающихся на станции. Всех людей. Захотелось тут же сделать Марату что-нибудь хорошее. Ерунду какую-нибудь. Слово доброе сказать, рюмку налить. И всем людям тоже.
