Он вошел. Комната имела праздничный вид. Женщины раздобыли сласти с подозрительного вида липкими украшениями, пирожные и леденцы, разложили их по тарелкам, расставленным на полу, зажгли свечи. Пестрое постельное покрывало и два одеяла манчестерского происхождения играли роль скатерти и ковров.
Мабрука стояла посреди комнаты. В колеблющемся свете свечей ее желтые и красные одежды горели как лепестки роз или как огненно-красные жилки в темном опале. У него перехватило горло, такая она была особенная, – совсем живое пламя. Он сразу заметил большие серьги у нее в ушах и амулеты, покрытые незнакомыми письменами, на шее.
– Мир вам, – сказала она на своем родном языке.
Он подошел и поцеловал ее.
– Как ты хороша, боже! Как ты хороша, маленькая дикарка!
Она, как и поутру, покорно сносила его объятия, не отвечая на них, но и не отталкивая его.
– Правда? Я красивей тех женщин, что были на балу?
Сравнение было настолько неуместное, что он рассмеялся, опускаясь на приготовленную для него низенькую скамеечку. Она села на пол, подле свечей.
– А мои драгоценности? – спросила она.
– Я принес.
Она внимательно, со странным выражением взглянула на него.
– Поедим сначала.
Неджма внесла кофе на медном подносе и, поставив его перед своей госпожой, села у стены.
Де Коломбель не мог ни есть, ни пить. Неджма беззубыми деснами грызла пирожное. Мабрука отломила кусочек и тотчас отложила его в сторону.
– Нет, я хочу сначала посмотреть, что ты принес мне.
Он молча вытащил из кармана сверток, который захватил, уходя из отеля. Он принес ей золотую цепочку, бирюзовый, оправленный в изумруды подвесок туземной работы, который он купил для нее днем, и браслет французского изделия. Она брала вещи одну за другой, взвешивала их на руке и подносила к свету, как бы оценивая. Потом заставила его назвать цену каждой из вещей. Неджма молчала, но блестевшими из-под морщинистых век глазами следила за каждым движением своей госпожи. – Довольна ты? – спросил де Коломбель.
– Довольна, да. Но я надеялась… – Она указала на бриллиантовые запонки в его манишке.
– Надеялась получить бриллианты? – Его забавляла ее алчность. – Ничего не поделаешь, я не миллионер, а этих отдать тебе не мог бы: они подарок моей тетки и стоят очень дорого.
Он вынул одну из запонок, и Мабрука двумя пальцами поднесла ее к свету.
– Сверкает! – воскликнула она. – Как лезвия маленьких кинжалов. Кажется, будто что-то живое заключено в нем и старается выбраться. Вот почему мне нравится.
