Но какими же смешными и надуманными казались теперь, при ясном свете дня, все их страхи… Однако вчера вечером, когда Саймон наконец полностью завершил работу, которую собирался назвать «Завтра», Фенела была твердо уверена, что Илейн ни перед чем не остановится, лишь бы не выпустить картину на суд публики.
Честно говоря, девушка даже сочувствовала Илейн, однако она не менее твердо знала, что, несмотря на, в общем-то, непростительную дерзость, допущенную Саймоном, портрет этот должен быть продан во что бы то ни стало – ради детей.
А просить Саймона переделать картину – дело абсолютно бесполезное: раз уж он задумывал что-нибудь, то никакая в мире сила не могла заставить его свернуть с намеченного пути.
И уж тем более для Саймона и речи быть не могло об исправлении уже законченной работы – уж скорее он смоет всю живопись до основания! В последнем же случае, как хорошо знала Фенела, пришлось бы ждать еще долгие месяцы, прежде чем отец вновь возьмется за кисть.
В конце концов опять-таки Фенеле пришлось выносить окончательное решение: она позвонила мэтру Боггису и постаралась, особо не впадая в панику, но все же весьма настойчиво, убедить его забрать картину немедленно.
К счастью, мистер Боггис привык иметь дело с художниками, и непостоянство их нрава было ему прекрасно известно, поэтому он сообразил наконец, в чем дело, и пообещал в самое ближайшее время прислать за картиной парочку своих ребят.
– Мисс Фенела, в мирное время я сразу же прислал бы машину, – пояснил он, – но теперь – сами понимаете! – это невозможно. Моим людям придется ехать поездом до Криперса, и я очень надеюсь, что удастся поймать такси до Фор-Гейблз.
– Но вы отправите их первым же поездом?! – умоляюще воскликнула Фенела, и мистер Боггис не только пообещал ей сделать это, но и сдержал свое обещание.
И все же не раньше, чем надежно упакованная картина очутилась на заднем сиденье такси, Фенела позволила себе наконец вздохнуть с облегчением.
Однако полного покоя все равно не наступило, пока девушка не проводила свой драгоценный груз на станцию и не услышала, уже по дороге в деревню, прощального свиста лондонского поезда, скрывшегося за поворотом. Вот только тогда она разрешила себе окончательно расслабиться и подумать об Илейн.
Разговаривала ли Илейн с Саймоном прошедшей ночью или нет – Фенела и понятия не имела. Но вечером к столу гостья так и не вышла, отчего все почувствовали себя неловко и держались за обедом немного стесненно. Рекс еще до того, как ему сообщили о случившемся, ощутил всеобщее замешательство и не предпринимал никаких попыток вернуть былую непринужденную атмосферу, царившую накануне.
