— Но это мой день рождения, разве нет? — недовольно произнесла девочка.
— Несомненно, ты права, — не стала спорить экономка, — но ты до сих пор не переоделась в нарядное платье.
Люсиль окинула взглядом свою коричневую шерстяную юбку, которую она носила еще в Элмкресте.
— У меня еще много времени! — нетерпеливо воскликнула она. — Сначала я хочу нарезать в саду цветов. Труди, ты просто обязана помочь мне, — добавила она с такой же властной ноткой в голосе, как у ее дяди.
Улыбаясь, девушка подождала, пока ее воспитанница сбегает за корзинкой, и они отправились в сад. Его еще не коснулись преобразования, сад был тот же, что и в прошлом году: бархатные вьющиеся розы, источающие тонкий аромат, львиный зев, гвоздики. Над розово-лимонными цветами люпина лениво жужжали пчелы.
Однако Люсиль сделала выбор почти мгновенно. Она, не колеблясь, побежала вперед и нарезала целый ворох белоснежных флоксов и пурпурно-черных ирисов. Труди снова была поражена проявлением недетской утонченности и подумала, что скажет по этому поводу миссис Дайерз.
Подойдя к черному ходу, они услышали звук подъезжающей машины. Девочка, как ни странно, не поспешила приветствовать своего дядю.
— Давай быстренько ускользнем через черный ход, пока дядя Клайв нас не заметил. Я хочу расставить цветы на столе, чтобы композиция была завершенной.
Труди последовала за ребенком. Именно в этот момент из-за угла появился Клайв, который также решил войти в дом через черный ход.
— Был бы очень признателен, если бы вы не удирали! — раздраженно воскликнул он.
— Мы хотели расставить цветы до того, как ты увидишь стол, — осуждающе произнесла Люсиль.
— Ну, тебе придется сделать это самой, мне нужно поговорить с Труди.
— Наедине? — с сомнением уточнила Люсиль.
— Наедине, — ухмыльнулся ее дядя, и девочка, словно покоряясь неизбежному, безропотно исчезла в доме.
Клайв крепко взял Труди за руку и повел в сад.
— Итак, — сказал он, — это ваш последний день на «Мызе». Полагаю, вы рады освободиться от своих обязанностей. По крайней мере, ваш возлюбленный должен быть доволен. У него появится шанс добиться вашей благосклонности.
— Я не выйду за него замуж, — резко ответила она.
— Ясно. Не сочтите мой вопрос за дерзость, но как именно вы собираетесь жить дальше?
— Я не знаю, — ответила девушка жалким голосом. — Возможно, уеду из Маркет-Брэдбери. Меня здесь ничто не держит.
— И вы ни по кому не будете скучать? — с нажимом спросил он.
Перед мысленным взором девушки тут же предстала картина жизни без Клайва: никогда больше не видеть его, не слышать его быстрый решительный голос, не ощущать напряженное счастье от его присутствия. Несмотря на то что светило солнце, Труди почувствовала озноб. Она все еще не могла успокоиться и продолжала оплакивать свою потерю, презрев благоразумие и изливая в слезах все, что угнетало сердце. Однако она не забывала о присущей ей гордости. В исполнении женщины такого склада, как Валери, подобное проявление чувств могло показаться трогательным признаком отчаяния. Труди не могла себе такого позволить, поэтому она сказала:
