— Помню их до сих пор, — сказал Нили.
— Я тоже. А еще помню, как на тренировке он заставлял нас два часа бегать на полусогнутых.
— Да, потому что ты постоянно лажался.
— И мы до тошноты носились по трибуне.
— Таким был Рейк, — буркнул Нили.
— Ты считал годы, и наконец приходило время надеть форму университетской команды. Потом ты становился героем, идолом или заводным болваном — в этом городе иначе и быть не могло. Ты выигрывал, выигрывал… Ты был королем в собственном маленьком мире, а затем — пуфф! — карьера окончена, ты играешь в последний раз. Зрители плачут. Невозможно поверить, но за вашей командой приходит другая. И вас тут же забывают.
— С тех пор прошло много лет.
— Пятнадцать лет, дружище. Я приезжал домой, когда учился в колледже, и никогда не ходил на стадион. Не мог даже ездить мимо школы. И я не встречался с Рейком, не было желания. Однажды летним вечером, перед тем как вернуться в колледж и примерно за месяц до вынужденной отставки Рейка, я взял пивка — сразу шесть, целую упаковку, — взобрался сюда и сидел, перебирая в памяти все наши матчи. Просидел так не один час, будто опять видел нас в игре. Представлял, как мы надираем всех подряд. Хорошее было время. Оно закончилось. Осталась лишь боль, а дни нашей славы давно канули, мелькнули как яркий миг.
— Тем вечером ты ненавидел Рейка?
— Нет, я любил его.
— Это каждый день менялось.
— Для большинства из нас.
— Тебе и теперь больно?
— Нет, больше нет. Когда женился, мы взяли сезонный абонемент, потом вступили в клуб болельщиков. В общем, вели себя как все. С годами я стал обычным болельщиком и бросил корчить героя.
— Ходишь на каждую игру?
Пол показал на сектор слева внизу:
— Банк выкупил эти места.
— Для одной твоей семьи?
— Мона очень плодовита.
— Похоже на то. А как она выглядит?
— Выглядит беременной.
— Собственно, я имел в виду формы…
— Хочешь знать, не расплылась ли она?
— Ну да.
— Нет. Мона ест только латук. Упражняется по два часа в день. Выглядит она отлично и хотела пригласить тебя на обед.
— На латук?
— На что пожелаешь. Можно ей звонить?
— Нет, лучше попозже.
Наступило долгое молчание. К воротам подъехала еще одна машина, пикап. Водитель, человек плотного сложения с густой бородой в потертых джинсах и шапочке из джинсовой ткани, передвигался с явным трудом. Обогнув конечную зону, он прошел по краю беговой дорожки. Ступив на трибуну, человек заметил Нили и Пола, сидевших выше и наблюдавших за каждым его шагом. Кивнув, он поднялся на несколько рядов, сел и замер, уставившись взглядом в поле, неподвижный и бесконечно одинокий. Не сразу вспомнив имя, подходящее внешности, Пол наконец произнес:
