— Что кружишь, орел, в просторе небесном?
Что ищешь внизу? Останки умерших?
Хочешь вдохнуть могил аромат?
Пуля пробьет твое сердце, мой брат!
Импровизируя, Шомпол застыл в угловатой позе подобно манекену. До сих пор он не проронил ни слова, и тем больший отпечаток оставил этот неожиданный великолепный стих — так думал он. Опустив вытянутую руку, Дядя повернулся к лорду и посмотрел на него в гордом ожидании. Лицо англичанина уже давно стало, как раньше, глуповатым и теперь вздрагивало — то ли он смеялся, то ли плакал.
— Вы слышали, милорд? — спросил горбун. — Да, Дядя Шомпол мировой парень! Раньше он был актером, а теперь еще и поэт. Он говорит ничтожно мало, но уж если открывает рот, поет ангельским голосом — даже в рифму!
— Well! — кивнул англичанин. — Говорит ли он стихами или двух слов связать не может — это его дело, а не мое. Но умеет ли он стрелять?
Длинный поэт растянул рот до ушей и снова вытянул вперед руку, что могло быть жестом презрения. После этого он вскинул длинноствольное ружье, но тут же опустил оружие — он упустил момент, ибо во время его поэтического излияния самка грифа, напуганная смертью самца, поспешила удалиться и находилась теперь слишком далеко.
— В нее сейчас не попасть, — буркнул Горбатый Билл. — Правда, Дядя?
Поэт вознес руки к небу и продекламировал:
— Уносят его крылья далеко,
Он реет над холмами высоко!
И к сожаленью моему, но к радости своей,
Уходит птица от меня, и все быстрей!
Тому, кто хочет все же птицу подстрелить,
Желаю я полет с ней разделить!
— Вздор! — повысил голос лорд. — Вы действительно считаете, что в нее не попасть?
— Да, сэр, — ответил за обоих Горбатый Билл. — Ни Олд Файерхэнд, ни Виннету, ни даже Олд Шеттерхэнд не смогут ее достать, а ведь они лучшие стрелки Дикого Запада!
— Так!
Пока лорд издавал неясные восклицания, мелкая дрожь пробежала по его лицу. Он поспешил к своему коню, сорвал с ремня один из своих карабинов, опустил предохранитель, прицелился и нажал на курок. Все это произошло в один короткий миг, затем он опустил карабин, невозмутимо сел на место и снова принялся за мясо, откусив очередной лакомый кусок.
— Ну что? Нельзя попасть? — спросил он, продолжая жевать.
На лицах обоих охотников появилось выражение не только сильного удивления, но даже восхищения. Птица была сражена наповал; ее бездыханное тело петляло по спирали, пока не грохнулось о землю.
— Превосходно! — восхищенно воскликнул горбун. — Милорд, если это не случайность…
