— Не могу, когда ты дышишь мне в затылок.
— Когда же вы накуритесь? — спросил Марат.
— Никогда, — вздрагивая всем телом, ответила девушка.
— Молчать, золотая рота — приказал Марат, но рука его уже начала движение, надавливая на живот, к низу, к жестким волосам.
— Поцелуй меня — попросила Вероника.
— У тебя губы накрашены.
— А я вытру.
Марат стал расстегивать пуговицы ее вельветовых брюк.
— Только закрой мне рот, — попросила девушка, вздрагивая все сильнее, — я буду кричать, Галя услышит.
— Может лучше убить тебя?
— Да, убей меня.
Галины рассказы произвели на Шилова впечатление. Отправившись за дровами, он взял на всякий случай ружье. Александр повесил его за спину и если бы не санки, которые он тащил за собой, то его можно было принять за биатлониста. Ружье ружьем, но в лес Шилов углубляться не стал, побродил по предлесью, нашел сухую ель, достал топорик из-за пояса, начав с верхушки, стал обрубать ее, и укладывать дрова поперек санок. Вскоре ему стало жарко, он расстегнул тулуп, снял ружье, проверив предохранитель, прислонил его к дереву. Начав с ленцой, Шилов вскоре вошел во вкус, стал рубить с оттяжкой, с уханьем. Несмотря на мороз, Шилов вспотел; вогнал топор в корневище, выпрямился, вытер лицо и огляделся вокруг. В пылу рубки, он забыл про волков и теперь особенно внимательно смотрел на все чернеющее, на снегу. Поднял взгляд на небо. Солнце затянуло дымкой облаков, и начинал сыпаться мельчайший снежок. Лишившись солнечного света, заснеженные деревья приобрели некоторую грусть, но Шилову она не передалась, ибо движения было вдоволь. Кроме того, Шилов сделал любопытный вывод — никакая тоска, не властна над человеком, находящемся в движении. "Видимо, — развивал свою мысль Шилов, — печаль обратно пропорциональна движению, ибо печаль рождает — мысль о смерти, поскольку согласно Сократу, вечно лишь то, что находится в движении, значит, движение исключает смерть и соответственно печаль". Сформулировав сию мысль, Шилов почувствовал гордость за человечество — в своем лице. Лелея эту философскую формулу, Шилов закрепил дрова своим ремнем, взял в руку ружье и отправился к дому, из трубы которого во всю валил дым.
Сделав несколько шагов, Шилов остановился, ему вдруг почудился чей-то крик. Несколько минут он напряженно вслушивался, но звук не повторился и Шилов вновь впрягся в санный ремень, сказав себе: "Но, кобыла".
Возле самого дома, он увидел давешнюю ворону; во всяком случае, очень на нее похожую; птица сидела на проводах. Шилов, недолго думая, вскинул ружье и пальнул по ней.
