На другой день Тарханов уехал в свою деревню и прислал мне в подарок несколько книг французских и русских писателей в прекрасных переплетах; некоторые экземпляры наполнены были прелестными гравюрами.
На обертке, в которой присланы были книги, написано было крупным почерком: "Е.А.Р. в залог приязненного расположения от Артемия Тарханова".
Татьяна Петровна стала ко мне ласковее прежнего.
— Вот видишь, милая Генечка, — сказала она, — с какими людьми знакомишься ты у меня. Что бы хорошего увидала ты, сидя в твоем Амилове? Тебе надо побыть у меня побольше. Расположение таких людей, как Артемий Никифорыч, должно ценить. Это человек необыкновенный.
Отпраздновали и свадьбу Лизы. Она с мужем, получившем место в П-ой губернии, вскоре уехала, вслед за генералом.
II
Грустно было мне расстаться с Лизой; я чувствовала, как одна из горячих моих привязанностей оторвалась и канула в море прошедшего, оставя по себе болезненный след в сердце, где она выросла и жила столько лет. С тоской проводила я и добрую Марью Ивановну. Вокруг меня распространилась мучительная пустота, населяемая по временам страшными призраками и тихими воспоминаниями.
Подарок Тарханова получил для меня в это время не малую цену. Я поняла, что значит поэзия, прочитав Пушкина; Гоголь потряс мою душу всею увлекающею силою своего таланта… Чтение этих произведений открывало новый мир моей умственной деятельности, отвечало на многие вопросы, разъясняло остававшиеся прежде для меня темными, заставляло задумываться над многим в жизни.
Сочинения на французском языке усиливали мои старания успеть в нем, и старания не остались бесплодны.
Однажды Татьяна Петровна уехала вечером на партию. Пусты и мрачны оставались парадные комнаты дома, вся жизнь которого сосредоточилась в теплой девичьей, где при сальной нагоревшей свече слышались смех и громкие разговоры горничных. По временам резкий голос Степаниды Ивановны раздавался по длинному коридору.
Комнаты не намерены были освещать для одной меня, но их по-своему освещала в этот вечер луна, полным, волшебным светом своим, нарисовав на полу клетки оконных рам с несколькими тощими растениями, томившимися на окнах. Затейливые листья гераниума, мелкая бахрома розмарина, казалось, дрожали и двигались, озаренные серебряными лучами. Блестки мороза искрились и сверкали на стеклах.
Я села к окну и загляделась на ясное, тихое, необъятное небо.
Вдруг новая темная полоса на полу привлекла мое внимание. Когда я подняла глаза, передо мной стоял Тарханов; он стоял прямо, вытянув вперед шею и устремив на меня испытующий взор. Мне невольно вспомнилось название ястреба, данное ему Лизой. И в самом деле, в этом положении, со своим коротким загнутым носом и блестящими глазами, он чрезвычайно походил на хищную птицу.
