Но я уклонилась от настоящего…
Итак, Марья Ивановна села возле нас на ступеньки балкона, потом поглядела на меня, как будто с сожалением, и печально спросила: "Что мы тут поделываем?".
— А ничего, — отвечала Лиза. — У вас, маменька, чепчик набоку, — прибавила она.
— Hу, матушка, кто меня осудит? — отвечала Марья Ивановна, поправляя, однако, чепчик.
— Да что это, маменька! — не на ту сторону.
— Да уж, право, Лизавета, мне не до этих пустяков. — Татьяна Петровна мне такое сейчас предложение сделала, что я не знаю как и быть…
— Что такое? — спросили мы обе в один голос.
— Да просит отпустить Лизавету с ней; я, говорит, ее на место дочери возьму, устрою ее участь на всю жизнь… Я, говорит, Марья Ивановна, ничего не потребую от тебя; одену ее, как куколку, везде буду с ней выезжать, всему ее выучу… Конечно, дай Бог ей здоровья, да жаль и с ней-то расстаться…
Наступило общее молчание. Что чувствовала Лиза, не знаю, только она долго, не говоря ни слова, вертела кончик своего шейного платочка, и румянец показался на ее щеках: видно было, что в ней происходила внутренняя борьба. Что касается до меня, то сердце мое получило удар, от которого ныло и болело; я невольно опустила голову и не могла удержать слез.
— Видишь, как она тебя любит, — сказала расчувствовавшись Марья Ивановна.
Лиза взглянула на меня искоса.
— Я сама ее люблю не меньше, — сказала она, — только я плакать не могу: вы сами знаете и она знает, что слез у меня не дождешься.
Добрая Марья Ивановна уговаривала и утешала меня.
— Знаю, — говорила она, — что положение твое будет не легкое, одна-одинехонька, возьмет горе. Да ведь, радость моя, нельзя же все так жить, одним побытом век не проживешь. Не навек расстанетесь. Нет, ведь я навсегда не оставлю ее там, а то и мать, пожалуй, забудет…
Последние слова Марьи Ивановны несколько успокоили меня. Когда она оставила нас, Лиза сказала мне:
— Ты не плачь, Генечка; тетушка заметит, что ты плакала, будет сердиться.
— Да разве она может запретить мне тосковать о тебе?
— Э, да ты все не то говоришь! Кто запретит? да что за радость? Она подумает: вот я всю жизнь ей посвящаю, а она променяла меня на кого! Ну и на меня она будет смотреть неласково; пожалуй, после и совсем разлучит нас.
Я не могла не признать справедливость этого замечания и немало удивилась уму Лизы, что тотчас же высказала ей. Самодовольная улыбка озарила ее лицо.
— Я и не умею, как ты, говорить о небе, звездах и чувствах, а тоже понимаю кой-что, — сказала она.
