Но Витенька уже вошел в экстаз, задышал ей в лицо:
– Аппетит приходит во время еды, а мне нужна постоянная практика.
И хватал ее за аппетитные части тела, поднимая из кресла. О, если б это были другие руки, другое лицо, другие губы...
– Отстань, – отбивалась она, но отбивалась безвольно, что только раззадоривало Витю. – Не хочу... Да отцепись же! Убирайся к черту...
Витенька не первый раз восстанавливал нервишки Клары подобным образом, посему не обращал внимания на слабые попытки прогнать его, хотя раньше она с удовольствием шла в постель. Но он знал свое дело, знал женщин, как патологоанатом знает, под каким слоем кожи находится та или иная мышца и для чего она служит.
В это время Клара думала о Мартыне. Спонтанно переключилась на мысли о нем и теперь представляла, что это руки Мартына обнимают ее, его губы целуют.
Ника приподняла голову, прекрасно помня, куда и зачем приехала, но почему-то она сидела в машине, к ее вискам Валдис прикладывал мокрый платок.
– Что такое? – встрепенулась она. – Что случилось?
– Ты в обморок упала, – безжалостно сказал Валдис, наливая на платок минеральной воды из бутылки-огнетушителя.
– О боже... – Кончики пальцев Ники коснулись лба, они дрожали то ли от недавнего обморока, то ли от стыда.
– Да ладно, – подал ей платок Валдис. – Со многими случается, с мужчинами тоже, позже все привыкают.
– Ты специально, да? – плаксиво выговорила она.
– Что – специально?
– Ты специально врешь? Как я буду смотреть им в глаза? Меня засмеют... всем расскажут... А я так хотела доказать... особенно папе...
Она уткнула лицо в ладони и заплакала, как обычная девочка, впрочем, от девчонок Ника ушла недалеко, а может, и вовсе не ушла. Она молоденькая и смахивает на студентку-первокурсницу, наверное, потому что худенькая. И лицо у нее нетипичное для работника прокуратуры, требующей от личности силы, воли, жесткости, а порой грубости и жестокости. Ну кто видел следователя с нежным лицом школьницы и с постоянно распахнутыми, удивленными серыми глазами? И прическа у нее девчоночья – природой закрученные кудри торчат в разные стороны. А кто видел следователя, который падает в обморок при виде трупа? Где еще есть следователь с мягким и тихим голосом, воспитанный в традициях «извините – пожалуйста – будьте добры»? И неважно, что она такая же папина дочь, как и Платон, важно, что она незаносчивая и не похожа на детку высокопоставленного чиновника. Надеть бы на Нику бальное платье и запустить куда-нибудь в девятнадцатый век, там ей и место, но никак не в нашем суровом и безжалостном веке.
