Однако не успели мы начать бороться, как мой противник оказался на ковре, а я – на нем. Он едва трепыхался – и ко мне пришла уверенность. Лежа на противнике, я слышал подбадривающие крики ребят из нашего отделения и изо всех сил пытался вспомнить какой-нибудь прием, чтобы он все же из-под меня не выкарабкался. Наконец вспомнил. Подсунув кулак под локоть его левой руки, я резко придавил запястье к полу. Что-то треснуло. Третьеразрядник завопил и стал стучать другой рукой по ковру. Капитуляция. Я встал и протянул ему руку. Но встать он не мог. Тогда я нагнулся, чтобы поднять его. И тут я понял, почему он шлепнулся и почему сейчас его не поднять никаким домкратом. От него несло, как от ликеро-водочного завода, так же как от десятков «болельщиков», которые уже упились спозаранку.
Следующих двоих, таких же горемык, мне удалось победить по очкам. Я вышел в четвертьфинал или что-то в этом роде. Теперь на меня начали возлагать надежды – нас только двое осталось непобежденных во всей команде. На четвертую схватку со мной вышел лобастый мужик лет сорока, лысый и невзрачный. По ритуалу мы пожали друг другу руки, согнулись и пошли друг на друга. Что было дальше, я помню неотчетливо. Когда я начал приходить в себя и цветные круги понемногу перестали плясать перед глазами, до слуха стали доходить куски фраз, произнесенных информатором:…мастер спорта… чистым приемом… за 17 секунд.
РАЗДУМЬЯ ПО ПОВОДУ ОНДАТРОВОЙ ШАПКИ
Показуха мне была противна всегда. Уголовников я ненавидел. Поэтому старался работать с огоньком, особенно первое время. Вся территория, подконтрольная отделению милиции, в котором трудился, была разбита на участки, и каждый из нас отвечал за преступность на своем участке. Среди прочих объектов мне достался стадион Кировского завода, и вскоре я понял, как крупно мне не повезло. Зимой там заливали каток. А каток – значит шпана. Каждый вечер под веселые мелодии Кальмана и Штрауса с людей снимали ондатровые шапки. Минус шапка плюс воспаление легких – таков, как правило, был итог для жертв. Сбывались шапки мгновенно: каждый первый советский прохожий, не торгуясь, платил двойную цену. Одетые в штатское сержанты из оперполка, которые должны были ловить шпану, годами катались на своих шикарных бегашах, знакомились с девушками, женились, уходили на пенсию – толку не было. Наконец, участок принял я.
Сходив раза два на каток, я сразу увидел то, что можно было предположить даже и не ходя никуда: шапки снимают с тех, кто не умеет кататься. И тут явилась идея: на стадионе меня еще не знают, кататься я не умею, ондатровая шапка у меня есть. Идеальная жертва. Рискнем? Рискнем! Узнают в отделении – смеяться будут, может быть, хохотать. Рисковать своей шапкой ради работы, которая, как известно, не волк и в лес не убежит? Это для Вани-дурачка.
