– Как, как ваша фамилия? – говорит он и подозрительно смотрит на меня. И члены комиссии тоже.
«Моя фамилия Дрейзнер, моя фамилия Дрейзнер», – твержу я про себя и потом повторяю дрожащим от волнения голосом:
– Дрейзнер.
– А я думал, Драйзер, – острит председатель и первым смеется собственной шутке, члены комиссии подобострастно хихикают вслед за ним. – Вы, наверное, слышали такого американского писателя, – добавлявет он, видя, что мне не смешно. Мое лицо забавляет его, и теперь он уже грохочет вовсю, члены – за ним. «Черт бы тебя побрал с твоими шуточками, – думаю я, вытаскивая билет, – но настроение у тебя хорошее и минимум трояк я все же получу».
Экзамен я сдал хорошо; вслед за ним сдал и все остальные; Гриша Вертлиб так и остался в резерве. Соломон поступил, отлично закончил и к 15 июня 1970 года был уже руководителем группы инженеров в проектном институте.
Система работы в советской милиции ничем не отличается от остальных советских учреждений. Кругом дубы и липа. Конечно, отделы соревнуются между собой. У кого меньше зарегистрировано нераскрытых преступлений, тот первее. Как бороться с нераскрытыми преступлениями? Конечно, раскрывать их. Но это тяжело, требует пота, а иногда вовсе безнадежно. Времена Сталина прошли. Новые вожди спят по ночам сами и дают спать другим. Теперь уже не сгорают на работе, а медленно тлеют и стараются только, чтобы было побольше дыма. Что делать, если очень хочется работать? Полежите полчаса спокойно на диване, это пройдет – утверждают знатоки.
Если ты не работаешь как взмыленная лошадь, если днями и ночами не торчишь в отделе, твой сейф за несколько дней заполнится материалами. Если по каждому материалу возбудить, как положено, дело и заниматься его расследованием, райотдел быстро выйдет на первое место. Только сзади… Комиссар будет проедать плешь начальнику райотдела, он – начальнику уголовного розыска, а тот – тебе. От верхушки до основы пирамиды будет висеть мат и, если ты по-хорошему не догадаешься, что надо делать, тебя могут вынести за скобки. А что надо делать, знают все. Чтобы было меньше нераскрытых преступлений, их надо или раскрывать, или не регистрировать, как будто их не было вовсе. Приходит какая-нибудь бабуля. Сквозь горькие слезы рассказывает, как пришла в универмаг после пенсии купить материи на платье. Здесь посмотрела, там пощупала, наконец, нашла, что надобно, отстояла очередь в кассу и бац… нет денег, были, да все и сплыли, а ведь так аккуратно были запрятаны. «Да разве уследишь за ними, окаянными, специально ведь давку в очередях устраивают, чтобы уворовывать у людей честные пенсионерские рубли. Помогите, граждане милиционеры», ан не тут-то было. Дело бабули явно бесперспективное. Какой-нибудь кочевой вор из другого района давно уже смотал удочки, никто его не видел, деньги не пронумерованы и не пахнут. Бабуля вешает на отделение «мертвое дело». От этого дела надо избавиться немедленно, пока оно в эмбриональном состоянии.
