— Так же говорил мой отец. — Барсина откинулась на подушки, опершись на локоть. Она была стройная, узкобедрая, с высокой грудью, как юная девушка, хотя ей было не меньше двадцати пяти. «Похожа на мальчишку», — подумала Мериамон. Даже ее лицо — в шапке, в мужской одежде — можно было принять за юношеское с этим носом с горбинкой и крепким подбородком. Персидские юноши бывают такими красивыми, может быть, поэтому они так ценят и холят свои бороды, что по ним можно отличить, кто мужчина, а кто нет.
— Ты очень хорошо говоришь по-гречески, — сказала Мериамон. — Лучше, чем я.
Ресницы затенили огромные глаза.
— Спасибо, — ответила Барсина. — Меня хорошо учили. Еще ребенком меня выдали замуж за Ментора Родосского, который служил Великому Царю, но никогда не забывал, что он эллин. Когда Ментор умер, меня отдали его брату. Они хотели, чтобы я говорила на их языке. Я была хорошей женой: я подчинилась им.
В ее тоне не слышно было насмешки. Глаза ее были опущены, и в них ничего нельзя было прочитать.
— А для тебя в этом не было удовольствия? — спросила Мериамон.
Барсина пожала плечами.
— Подчинение есть удовольствие.
— Но не в Египте, — сказала Мериамон.
Барсина подняла глаза.
— Даже для жены?
— Я никогда не была женой, — ответила Мериамон.
— Нет? — Барсина снова потупила взгляд. Персидская манера: они считают очень невежливым смотреть прямо в глаза. — Как интересно!
— Потрясающе. — Мериамон поджала ноги. Фургон теперь уже не качало так сильно: они уже спустились с холмов на равнину. Если прислушаться, то за разнообразными звуками, производимыми армией на марше, можно было услышать шум моря, более отдаленный теперь, но еще ясный. — Ты пригласила меня, чтобы спросить, была ли я когда-нибудь замужем?
Щеки Барсины вспыхнули нежным цветом дамасской розы.
— Ты, наверное, думаешь, что я ужасно невежлива?
— Ты просто чужеземка, — ответила Мериамон, — и это интересно. Что я могу для тебя сделать?
Ее живость и прямота несколько успокоили персиянку.
— Ты говоришь, как мужчина, — сказала Барсина.
— Я и одеваюсь так же. Это теплей.
Барсина не смогла не улыбнуться.
— Все говорят, что ты… неповторима. Теперь я и сама это вижу.
— А не видишь ли ты, — спросила Мериамон, — что меня ждут дела? У тебя здесь хорошо, но у меня много работы.
Она услышала чье-то осторожное свистящее дыхание, и не одного человека. В воздухе появилось ощущение угрозы. Ее тень придвинулась ближе.
Улыбка Барсины осталась неизменной.
— Говорят, царь считает тебя другом.
