Странно было снова стать женщиной, смотреть на себя в маленькое бронзовое зеркало и видеть ту Мериамон, что когда-то пела перед божеством в Фивах, но в одежде знатной гречанки, причем в шерстяной одежде, которую никогда не наденет ни один жрец, потому что она считается нечистой.
Все эти предрассудки Мериамон оставила на дороге к югу от Тира. Хотя, конечно, она бы предпочла одежду из тонкого египетского льна, парик и драгоценные украшения, которые сделали бы ее неотразимой. Все это послужило бы ей доспехами и знаменем перед лицом чужеземного царя.
Таис могла помочь и здесь. Серьги были персидские — бериллы и кровавики в оправе из чистого золота. Ожерелье — кружево из золотых цветков — было из Афин. Браслеты были откуда-то с далекого севера — массивного золота с изображением всадников, гарцующих вокруг сказочного зверя, похожего на крылатого сфинкса с головой орла.
— Вот теперь, — сказала Таис, отступив, чтобы лучше рассмотреть результат своего труда, — ты выглядишь как настоящая женщина.
— Ты думаешь, царь будет потрясен? — спросила Мериамон.
— Ничто не может потрясти Александра, — рассмеялась Таис. — Ты заставляешь его ждать.
…Еще не войдя в царский шатер, Мериамон услышала шум голосов. К ее большому удивлению, охранник пропустил ее и послал с ней человека, пожилого македонца, в бороде которого уже проглядывала седина. Прихожая была полна народу, и не только македонцев и не только воинов. Некоторые чувствовали себя явно неуютно, на лицах других было написано беззастенчивое любопытство. Они, по-видимому, не очень-то понимали, что происходит внутри шатра — спор там шел горячий, но слов нельзя было разобрать.
Спутник Мериамон провел ее мимо них, обменявшись несколькими словами со стражем у внутренней двери. Тот выглядел озадаченным, но сказал:
— Александр распорядился провести ее прямо к нему.
Сопровождающий нетерпеливо кивнул, как будто слышал все это не впервые.
— Я пойду с ней и отвечу за нее, если понадобится.
Мериамон прикусила язык: не время и не место возмущаться, что тебя обсуждают, как будто тебя здесь нет. Наверное, это из-за платья: она не только выглядела женщиной, но и женщиной, достойной уважения.
Царь и бурный спор — она не назвала бы это ссорой, на нее это не похоже, — были в следующей комнате. За ней было еще одно помещение, со столом, заваленным картами, бумагами и свитками донесений. За столом сидели люди, погруженные в работу, и шум им явно не мешал.
Эта комната выглядела как зал заседаний. Мериамон не сразу заметила, что там всего лишь несколько человек. Конечно, сам Александр, неизменный Гефестион, Птолемей. Еще один или двое, которых она не знала, в пурпурной с золотом одежде, какую носили ближайшие друзья царя. И, прямо перед царем, с растрепанной седой бородой, в доспехах, знавших немало битв, кряжистый, как старое дерево, человек, которому можно было дать на вид от пятидесяти до восьмидесяти лет. Он был чуть выше царя, но совершенно подавлял собой, нависая над ним.
