— Не как женщина, — сказала она таким слабым голосом, что ей самой стало противно.
— Разве не ты должна его научить смотреть на себя как на женщину?
Мериамон хотелось закрыть глаза и дышать поглубже, но это была бы слабость. Она заговорила так спокойно, как только могла:
— А почему бы не послать за настоящей македонской невестой? Когда она уже будет здесь, ему едва ли удастся отослать ее обратно без того, чтобы смертельно не обидеть ее или, скорее, ее семью.
— Македонские женщины не путешествуют с армией.
— Даже недолго, только чтобы дать царю наследника?
— Так не получится.
Его лицо было, как закрытая дверь. Мериамон не хотелось в нее стучаться.
— Тогда почему? Почему выбрали именно меня?
— А кто еще здесь есть?
— Добрая половина знатных людей Египта имеет дочерей подходящего возраста, — сказала Мериамон.
— А есть кто-нибудь царской крови?
— Несколько, — ответила она.
— Но ни одной дочери фараона, — сказал Пармений. — Или друга царя. Или такой, кто может его покорить.
К несчастью, это была правда. Александр сам говорил так однажды, и Мериамон слышала это. Он не хотел делить ложе с незнакомыми женщинами. Друзья — лучшие любовники, друзья лучше всего. Говоря это, он смотрел на Гефестиона, а Гефестион смеялся и отмахивался, но это была правда. Она знала это так же хорошо, как и они.
Горло у Мериамон перехватило, но она все же пыталась говорить.
Пармений заговорил снова, прежде чем она успела начать.
— Ты должна выйти замуж. Каждая женщина должна. Почему бы тебе не выйти замуж за царя? Ты не сможешь быть царицей в Македонии, но если тебя назовут царицей Египта, кто станет противоречить? Разве не к этому ты стремилась, идя с нами с самой долины Иссы?
— Нет, — хотела сказать она. И сказала, но никто этого не слышал. Кто-то был у дверей: высокий резкий голос, негромкие ответы стражников, внезапное замешательство.
Дверь распахнулась — на пороге стоял Александр, возбужденный, но улыбающийся.
— Пармений! Вот ты где! И Мариамне. Я помешал? Мне уйти?
Мериамон как-то отстраненно подумала, что бы он стал делать, если бы она поймала его на слове. Однако промолчала, и Пармений, казалось, лишился голоса.
Она стала подниматься. Александр взмахом руки заставил ее сесть, огляделся, придвинул себе другой табурет. Его глаза блестели, когда он смотрел на них обоих. С горечью.
— Я догадываюсь. Вы снова говорите о том, чтобы женить меня.
— Откуда ты знаешь? — спросила Мериамон. Ей действительно хотелось знать это.
