За ними пошел только один стражник и пес Перитас, вскочивший с изножия ложа. Мериамон шла молча. Так же и Александр. Он вел ее по таким знакомым ей переходам и через дворы, которые она помнила с давних времен. Воспоминания были и горькими, и сладкими: аромат духов ее матери, голос ее отца.
Он привел ее в комнату, которая прежде, кажется, была гардеробной, она точно не помнила. На стенах был нарисован лес из пальм и папирусов, крадущиеся по нему охотники с луками и копьями, улетающая стая спугнутых гусей. В комнате были разложены одеяния, такие знакомые, что она какое-то мгновение не могла войти.
Александр схватил ее за руку. Она и не заметила, что качается.
— Тебе плохо? — спросил он с неожиданной заботой.
— Нет, — выдавила она из себя, потом, собравшись с силами, добавила: — Нет, просто… я слишком многое вспомнила.
— Вот оно что, — сказал он. — Я не подумал. Может быть, тебе лучше…
Она покачала головой.
— Все в порядке. Что ты хотел показать мне?
Александр не обиделся на ее слова, хотя они прозвучали резче, чем она хотела. Он подошел к столу, где были разложены регалии Великого Дома, и взял накладную бороду.
— Ты можешь себе представить, чтобы я надел это?
Она взглянула. Действительно, нелепо, она не смогла отрицать это: синий, заплетенный в косички хвост на шнурке.
— Ты же надеваешь гирлянды на праздниках, — сказала она. — Они выглядят не лучше.
— Они греческие.
— А это нет. — Мериамон потрогала льняное одеяние с негнущимися складками. От густой вышивки оно было твердое, как латы. Она не решилась взять в руки короны: высокую и суживающуюся кверху корону Белого царства и похожую на шлем, спереди пониже, сзади выше, корону Красного царства.
У него таких предрассудков не было. Александр взял их, повертел, рассматривая, провел пальцем по изгибу соединяющего их золотого язычка, сказал:
— Я знаю, кем ты хочешь меня сделать. Египтянином. Но я не египтянин. Я родился и вырос македонцем. Все это и все то, что оно значит, не для такого царя, как я. Там, откуда я пришел, со всем этим проще. Мы не соблюдаем таких церемоний, каких хотят от меня ваши жрецы.
— Ты отказываешься от этого?
Она имела в виду не церемонии. Судя по его ответу, он понял. Он заговорил медленно:
— Нет. Но… надо как-то по-другому. Ты понимаешь?
— Так было многие тысячи лет.
— И еще тысячи до того. — Он не улыбался. — Я знаю, какая древняя эта страна. Но я-то новый. Если ваши боги хотят, чтобы я правил здесь, они хотят, чтобы я правил по-новому, иначе они никогда не допустили бы того, чтобы я вырос в Македонии.
