Такова война. Для победителя — все. Для побежденного, если ему повезло, — жизнь.
Кто-то подошел к ней по песку. Мериамон не удивилась, узнав осанку, разворот плеч, высоко поднятую голову.
— Ты знаешь, что беспокоит меня больше всего? — сказала она. — Похоже, мне нравится война, даже горе, которое она приносит.
Нико остановился недалеко от нее.
— Я думаю, я ее ненавижу, — ответил он. Было темно и безлюдно, и нельзя было ничего прочесть на лицах друг друга. Ворота между ними открылись, и стены растворились.
— Кровь, — сказала она, — я ее ненавижу. И убийство детей. Но сильный мужчина против сильного мужчины, город против завоевателей, царь против царя — таким и должен быть мир.
— Я не стану убивать детей, — сказал он. — И женщин, если только они не попытаются убить меня первыми.
— Я знаю. Я видела.
Нико подошел ближе, остановившись прямо перед ней, теперь Мериамон увидела его лицо, блеск его глаз. — Значит, ты была там. Такая… вещь, что была со мной.
— Что ты видел? — спросила она.
— Что-то вроде птицы, — ответил он, — но не совсем. Это была ты. Я подумал, что такое возможно.
— Так было проще, — объяснила она. Или попыталась. — Зная тебя и зная, что ты знаешь меня. Но ты не мог видеть меня. Царь отправил бы меня назад, если бы я захотела пойти с ним. Понимаешь, он мог видеть меня.
— Понятно. — Голос его прозвучал бесстрастно. Она закусила губу. Ей очень хотелось рассмеяться вслух, но вряд ли стоило делать это.
— Ты обиделся? Ужасно?
— Ладно, — сказал он, — не ужасно. Но ты могла бы сказать мне.
— Чтобы ты запретил мне?
— Разве я имею право запрещать тебе?
— Но ты ведь все равно бы запретил?
— Возможно, нет, — сказал Нико после некоторого раздумья. Его руки сами легли ей на плечи и вздрогнули, почувствовав под тончайшей вуалью обнаженную кожу. Но убрать пальцы он не мог.
Они наконец почувствовали свою гибкость и медленно вспоминали свою силу.
Она не шелохнулась и не убежала. Сердце ее сильно забилось. Сейчас он будет трясти ее, назовет колдуньей и обманщицей, заплатит ей так, как она заслуживает, за то, что она им так воспользовалась.
— В тебе есть больше, чем известно кому-либо, — сказал Нико. — Даже царю.
— Он знает, — грустно ответила она.
— Не все.
— Достаточно.
— Ты кажешься такой маленькой, — сказал Нико. — Такие удлиненные глаза, такой сильный голос, а как ты держишься — то скользишь, словно темная мышка, то ведешь себя, как царица. И носишь платья, которые могли бы взбунтовать целую армию, но ни одна армия не осмелится, если ты сама не захочешь.
