Кто-то закричал. Люди у тарана отшатнулись. Целый кусок стены прогнулся, треснул и рухнул, частью внутрь, частью в море. Поднялся радостный вопль. Голос Александра перекрывал всех. С борта судна внутрь стен Тира была сброшена сходня. Александр ринулся вперед, когда она еще не успела коснуться земли, — один безумец против всей армии Тира.
Его люди ринулись вслед за ним, с победной песней на устах, которая для многих была просто его именем.
Их было слишком мало, а тирцев слишком много. Пришлось отступить. Но стена была пробита. Александр ступил на землю Тира.
И, совершив это, он отступил. Александр оставил город с пробитой стеной, собрал всех, кроме охраны у кораблей и на дамбе, и увел в лагерь. Тир, ожидавший новой атаки, не дождался ничего — ни движения, ни слова.
Первый день после того, как стена была пробита, Александр, как истый грек, провел с друзьями, певцами и поэтами. На другой день по утренней прохладе он отправился охотиться и провел весь день без дела, кроме одного часа, когда он беседовал со своими военачальниками. Он особо говорил с Адметом, который командовал гипаспистами — гвардейцами-щитоносцами и с Койном, командиром одного из отделений фаланги. Вечером он пировал в компании, чуть ли не купаясь в вине.
Мериамон тоже была там — потому, что он просил, и потому, что воздух был наполнен Силой. От нее пощипывало кожу, дрожали и поднимались мелкие волоски. Ее тень стала почти осязаемой. Она не пошла охотиться, когда Мериамон ее отпускала. Там, куда собралась Мериамон, охота была лучше.
Мериамон пошла туда той, кем была: египтянкой царской крови — одеяние из тончайшего полотна, сложенное во множество складок, облегающее тесно, как кожа, широкое ожерелье из ляписа и золота, которое прислал ей царь, зная, что она будет носить его; золотые браслеты и кольца на пальцах и в ушах, золотая повязка на прическе из множества косичек. Она хотела бы надеть парик, но ничего подходящего не было, а Таис и Филинна вдвоем убеждали ее, что ее собственные волосы достаточно хороши — черные, густые и волнистые. Филинна смазала их маслом и заплела в косы, закрепив конец каждой бусиной из золота, ляписа или кровавика. Мериамон сама подвела глаза колем, ляписом и малахитом, удлинив линии и подчеркнув изгиб бровей. Таис дала ей духи, которые могли быть только из страны Кемет — такие же прекрасные, с ароматом пряностей, мускуса и цветов.
Она не знала, зачем украшает себя. Царь одобрит: ему нравится, когда его друзья нарядны и хорошо выглядят. Но она предпочла бы быть просто Мериамон, а не царевной в золоте, пахнущей благовониями, с цветком лотоса в руках. Как тогда…
