— Когда он сказал это?
— Какая разница?
— Большая! — вспылила она.
— Где-то там еще, — ответил Нико.
— До Сидона?
Он пожал плечами.
— Наверное.
— А с тех пор он ничего не говорил?
— Зачем?
От ярости Мериамон хотелось плеваться.
— Хорош! И ты тоже! Оба вы! У него глаза не хуже моих, он может видеть то же, что вижу я.
— Шрамы.
— Чудо, — вот что! — Она ударила его кулачком в плечо. — Ты помнишь храм Эшмуна?
— Глупости это. Ничем это не помогло.
— Помогло! — воскликнула Мериамон. — Посмотри! Все это должно было загнить и отвалиться, а оно заживает. Только бог мог заставить зажить такое.
— Если это сделал бог, — спросил Нико, скривив губы, — почему он не сделал это сразу, а заставил тянуться так долго?
— Может быть, он хотел научить тебя терпению.
Нико яростно глянул на нее. Мериамон ответила таким же взглядом.
Она никогда в жизни не смогла бы объяснить, почему она сделала то, что сделала. В ней было солнце, и запах зелени, и жар души. Она наклонилась и крепко поцеловала его.
Она почувствовала вкус вина и кедра. И пахло от него, как всегда, лошадьми, шерстью и свежим потом.
Она выпрямилась. Щеки ее горели. Он весь залился краской, до самого края хитона. Его рука все еще лежала у нее на коленях. Он осторожно убрал ее.
Он не смотрел на нее. Она не могла решиться взглянуть на него. Конечно, он терпеть ее не может, это было ясно давно. Теперь он ее возненавидит.
Ее страж должен был влюбиться в нее, а не она в него.
Он встал. Он не мог одеться так же легко и быстро, как раздевался. Ей пришлось помочь ему. От смущения губы его сжались, а ноздри раздувались.
Она хотела пойти к лошадям, но он удержал ее. Она стояла неподвижно и молча.
— Почему? — спросил он.
Ей перехватило горло, и она с трудом выговорила:
— Не знаю.
Он не отпускал ее. Она легко могла бы вырваться, если бы захотела.
— Это не ответ, — сказал он.
— Другого у меня нет.
Она ждала, что он скажет еще что-то, но он молчал, потом отпустил ее. Она пошла ловить свою лошадь.
