— Лекции Каганова для тебя бесследно не прошли. Это гироскопическим эффектом называется.
— Вот именно. Ну, ты согласен с моей философией?
— В философии я не силен. Образование не то. Но мысль интересная. Ты после войны трактат напиши.
— После войны, думаю, все по-другому видеться будет. Сейчас вот здорово все проступает в каждом человеке — чем кто богат, чем кто нищ, кто способен на подвиг, кто на подлость. Ты присмотрись хорошенько к людям.
— Интересно, слов нет. Только, кажется мне, не совсем ты прав, Слобода. Твоя философия на каждом человеке вроде бы точку ставит. Один такой, сякой, разэдакий, и нет у него никаких видов на то, что когда-нибудь лучше станет. Другой просто ангел, перышко воткни — вспорхнет. Был всегда хорошим, стал еще прекраснее. В жизни все сложнее, по-моему. Любого человека возьми. Того же Устименко. Ты знаешь, я о нем не высокого мнения, но если с ним подзаняться, как с нами в комсомоле возились, горы свернет для общего дела.
— Я об Устименко плохого не думаю.
— Ну ладно, бог с ним, с Устименко. Тарас Тарасович тебе подойдет? По твоей теории потерянный человек. А на самом деле просто руки у нас не доходят до каждого.
— Сейчас не доходят, но раньше ведь доходили?
— Раньше не все в нем было видно, как сегодня. Тут я не спорю.
— Значит, мы оба правы.
— Хочешь, от твоей теории останется сейчас одно воспоминание?
— Ну?
— Глаза у тебя сегодня грустные, и сам ты весь скис. Раньше, тем более до войны, ты, наверное, не такой был. Где же твоя теория?
— Демагог ты, Зимовец.
— Опять трещит по всем швам твоя теория — до войны я демагогом не был. Знаешь, кем был Зимовец до Великой Отечественной?
— Кем?
— Голубятником. Если бы ты знал, Слобода, каких голубей гоняли мы с ребятами! Каких голубей!..
— Мраморных гоняли?
— Спрашиваешь!
— А мохноногих?
— Сколько хочешь!
— И турманов?
— По турманам я самым главным специалистом был…
Кабинет Строганова, к которому Слободкина срочно вызвали, выглядел сегодня необычно. Всюду — на столе, на подоконниках, на стульях и даже на полу лежали горы каких-то свертков. Пока парторг заканчивал телефонный разговор, Слободкин успел прочитать на одном из свертков строку, крупно и четко выведенную чьей-то старательной рукой — Фронт. Славному защитнику Родины.
— Объяснять что-нибудь надо? — положив трубку на рычаг, спросил Слободкина Строганов.
Сергей растерянно переступал с ноги на ногу. Он все еще не мог поверить в то, что выбор пал именно на него.
