— Ночь девичьей смерти, — отвечает он. — Поэтический синоним новолуния.
— Увлекаетесь поэзией?
— Соняшников приохотил. И знаете, в моей нынешней работе от этого больше толка, чем от экономических пособий.
— Почему вы ушли из науки? Буртин вон перешёл в другой институт…
— Димке хорошо. У него древние греки в запасе были. А мы с Андрюхой на байбарские памятники с учёбы запали. Куда от них уходить? В подмастерья к какому-нибудь жлобу?
— Не понял…
— Знаете, какое болото эта наука? Старики сидят на своих темах, гипотезах, теориях, и выметают всякого, кто думает поперёк. Задача молодого учёного сходна с вашей — добывать доказательства в пользу концепции вышестоящего начальника. Никакой свободы, пока сам в начальники не выйдешь. Но тогда бывает уже поздно заниматься наукой.
— Но вы терпели почти восемь лет?
— Андрюха меня держал. Ему я согласен был помогать.
Я сую Мохолапову светокопию заплатки.
— Что скажете?
Минут пять он шевелит губами. Потом спрашивает.
— Это из-за него Андрюха?..
— Возможно.
— Детский сад. Из приключенческих романов текст. Про пиратов и искателей сокровищ. Только Андрей и мог такому поверить. Жаль, не посоветовался с друзьями…
Отправляюсь к Екатерине Стариновой. Она уже в курсе, никаких вводных не требуется.
— Мы года два не живём вместе.
— Почему вы расстались?
— Он стал каким-то замкнутым и раздражительным. А кроме меня срываться ему было не на ком.
— Вы были на его дне рождения?
— Да.
— Ничего странного за ним не заметили? Он не говорил о найденной рукописи или чём-то подобном?
— Нет. Думаю, он не удержался бы и рассказал друзьям. Их дружба ведь только воспоминаниями и жила. Печально.
— А когда вы жили вместе, он делился с вами идеями, рассказывал о работе?
— Даже на раскопки брал. Жутко интересно, но всё лето в палатке жить мне надоедало.
— И про свою теорию рассказывал, про дешифровку?
— К этой мысли, как я думаю, его подтолкнул Игорь. Он генерировал идеи пачками, и ему не жалко было одной для друга. А Соняшников уцепился, как за откровение…
— А коллеги из института, особенно старшие, не питали какой-нибудь ревности к Соняшникову? Научную ревность я имею в виду. Знаете, завидовали успеху?
— Нет, мне не показалось.
— 8-
Итак, пора осаждать институт. Начнём с самого верха. С директора. С Даниленко.
Совсем он не похож на того профессора из «Джентльменов удачи», что носился со шлемом Александра Македонского. Плотный мужик с волевым лицом. Знает чего хочет и прёт как бульдозер. И на меня поначалу пытается переть.
