Осколки. 12 удивительных ситуаций | страница 30

После этого он бросил все и приехал в наш интернат с девочкой. Она училась тут же. Очень замкнутая была. Он ею занимался почти постоянно. Но не получилось. В какой-то момент ей стало совсем плохо. Положили в больницу. В общем, умерла. Говорили, правда, про какую-то куклу, которую она якобы потеряла. Но я не думаю, чтобы из-за какой-то куклы человек мог умереть. Ну, я, конечно, не психолог. Эти-то умеют придумать всякое. Ну, а директор еще лет десять работал здесь. До самой смерти. А я здесь уже пять лет.

Скомкав разговор, я ушел из интерната. По дороге до меня стало доходить, что Эрик возможно просто свихнулся. Иначе как он мог встретиться с директором? Эти и другие мысли мучили меня некоторое время.

На студии я видел портрет Эрика с черной лентой и сообщением о похоронах. Но как раз тогда мне предложили самостоятельно отснять и смонтировать небольшой эпизод. Я ушел в работу. А потом все как-то забыл.

Я вспомнил эту историю, наверное, потому, что нет уже необходимости придумывать и дорабатывать сюжеты. Я окончил свою профессиональную деятельность и не хочу больше слышать о людях и судьбах, о драмах и трагедиях. Я сыт этим по горло. Я хочу ничего не делать, я хочу ни о чем не думать. А история Эрика все время возвращалась и возвращалась. Наверное, это мог быть хороший сюжет. Его только надо было кое-где доработать. Вот я и записал его. Может быть, кому-то пригодится.

Думаете, если я ограничен этой комнатой и неподвижен, то меня надо жалеть? Думаете, если я не могу передвигаться самостоятельно, то я лишен впечатлений? Напротив. Вообразите себе театр, где вы сидите в первых рядах, а на сцене происходят всякие действа. Лица, события и костюмы сменяют друг друга безостановочно, непрерывно. Смею вас уверить, после такой круговерти, антракт вы будете воспринимать с облегчением, как дар, как отдых, как ваше время, а не чье-то.

На самом деле, именно после действ антракт, если хотите, является наиболее важной частью вашей жизни. Именно в это время в вас происходят изменения, если они вообще происходят. Ни первый поцелуй, ни самое участие в дуэли так не важны, как время после этого. Ибо то была работа по большей части телесного, но не духовного. Душа же наша требует, в конце концов, покоя для нахождения возвышенного. Оттого она, эта душа, алчущая.

В своей неподвижности и кажущейся беспомощности я обречен, большей частью, зависеть от других. От их настроений и дурных мыслей. Однако сейчас я покоен. И не столько от старости, сколько от понимания конечности и обреченности душевной суеты. А сколько ее было рядом со мной, ох, сколько было. И это было поначалу так волнительно, так томительно и пьяняще, что казалось, живешь последний час, а после него уже ничего не будет.