— О, достойные служители Мудрости! Спор ваш показался мне очень интересным, ведь я исходил уже многие страны и нигде еще не встречал единого мнения на этот счет. Одни поют богам священные и хвалебные гимны, другие зажигают свечи перед рисунками своих святых или их деревянными истуканами. Третьи же, подобно вам, сжигают мясо жертвенных животных. Как разобраться, кто прав? Вот если бы жертву приносили мне, я бы сказал: "Мне мало разницы. Лишь бы мясо было хорошо прожарено, а свечи давали достаточно света. Песен же хвалебных я и вовсе не люблю". Так бы я ответил вам, если бы и сам был богом. Но, увы, я всего лишь бедный путешественник, и потому скажу: "Почему бы вам самим не спросить ваших богов, что им больше по вкусу?"
— Что ты говоришь такое? — изумились оба мудреца. — Где же такое видано, чтобы боги запросто говорили со своими смертными? Только избранные получают право говорить с богами, да и то не смеют задавать им вопросы!
Лица мудрецов покраснели еще больше, и Заратустра залился звонким смехом.
— Тогда, достойные служители Мудрости, — смеясь, произнес он, — скажите мне, почему вы вообще решили, что ваша жертва нужна вашим богам?
— Этот человек богохульник! — воскликнул тот, который предлагал приносить жертву в чистоте. — Напрасно мы обратились к нему, ведь теперь и мы повинны в богохульных беседах.
Второй мудрец согласился с ним и, отойдя в сторону, тихо произнес:
— Кроме греха богохульства этот человек может быть опасен. Когда народ услышит эти крамольные речи, кто сможет привести его в повиновение? Пусть свои мысли он расскажет царю, и пусть царский суд снимет с нас грех, определив, какой участи достоин этот бродяга.
Решив так, они опять подошли к Заратустре и предложили ему отправиться к царю с тем, чтобы там рассказать о его мыслях.
— За что вы собираетесь судить меня? — пожал плечами Заратустра. — Вот вы оба готовы были подраться за своим спором, я же своими словами снова сдружил вас. В этом ли мой грех? А если я сказал недостойное против Бога, так неужели же не сам Бог будет судить меня за это? Нет, достойные служители мудрости, я не пойду с вами к царю.
— Тебе нечего бояться, незнакомец, — возразил ему второй мудрец, почитавший глину. — Если слова твои истинны, царь наградит тебя. Если же ты ошибаешься, то никогда не поздно поменять свои мысли. В любом случае, ты не останешься внакладе, положившись на милость царя.
В этих словах была спрятана хитрость, поскольку говорящий надеялся сам заслужить царские милости тем, что отдал бы на суд опасного богохульника и видя, как бегали глаза этого мудреца, Заратустра опять рассмеялся.
