Гейл слушает, не прерывая ни разу. Пока я рассказываю, он стаскивает перчатки, суёт их в карман, достаёт из сумки продукты и готовит нам завтрак: поджаривает хлеб с сыром, чистит яблоки, подпекает на огне каштаны... Я наблюдаю, как движутся его прекрасные, ловкие пальцы. Они покрыты шрамами, так же, как когда-то мои — до тех пор, пока капитолийские мастера не убрали все изъяны с моей кожи. Какие у него сильные и умелые руки! Они могут рубить уголь в забое, а могут и расставлять хитрейшие, тончайшие силки. Руки, которым я доверяю.
Я прихлёбываю из фляжки чай, а потом пускаюсь в рассказ о том, что случилось по приезде домой.
— Мда, ну и кавардак ты устроила, — вздыхает он.
— Подожди, это ещё не всё, — обещаю я.
— На сегодня с меня хватит. Переходим к твоему плану.
Я набираю полные лёгкие воздуха.
— Нам надо бежать.
— Что? — Он действительно ошарашен.
— Мы подадимся в леса, и только они нас и видели, — поясняю я. Его лицо бесстрастно, ничего не прочтёшь. Неужели он поднимет меня на смех? Скажет, что такой глупости отродясь не слыхивал? Я в возбуждении вскакиваю с места, готовая ринуться в спор. — Ты сам говорил, что мы бы перекрасно справились! Помнишь, тогда, утром в день Жатвы? Ты говорил...
Он подступает ко мне и... я взмываю в воздух. Он кружит меня по комнате, и я вынуждена крепко-накрепко ухватиться за его шею. Он счастлив, он смеётся!
— Эй! — протестую я, но тоже хохочу во всё горло.
Гейл ставит меня на пол, но из объятий не выпускает.
— Отлично! Когда бежим? — спрашивает он.
— Ты что, правда?.. Ты не считаешь меня больной на голову? Ты действительно пойдёшь со мной? — С моих плеч падает какая-то часть горы и переваливается на плечи Гейла.
— Конечно, ты больна на всю голову, и всё равно я иду с тобой. — Он не только действительно готов уйти со мной, он счастлив! — Конечно, мы справимся. Я знаю — кто же ещё, как не мы! Валим отсюда и пропади всё пропадом!
— Ты уверен? — говорю. — Знаешь, это будет очень нелегко — с детьми и всем прочим. Я не хочу, чтобы зайдя глубоко в лес, ты вдруг...
— Конечно, я уверен! Полностью, окончательно, на сто процентов уверен. — Он касается своим лбом моего и крепче прижимает меня к себе. Его кожа, всё его существо пылает жаром, наверно, из-за близости к очагу... Я закрываю глаза, впитывая в себя его тепло. Вдыхаю запахи его мокрой от снега кожаной куртки, дыма и яблок, запахи всех тех чудесных зимних дней, что мы проводили вместе до проклятых Игр. Я даже не пытаюсь отстраниться. Да и с чего бы мне это делать?
