От дома во всех направлениях разбегались ровные, тщательно распланированные дорожки, по краям обсаженные невиданными кустами, протянувшими свои серебрящиеся ветви навстречу испепеляющим лучам солнца.
Неподалёку от дома, у пруда, заполненного ртутно поблёскивающей жидкостью, сидел человек. Он был занят весьма бесхитростным занятием: распиливал надвое глыбу мягкой вулканической породы, придавая ей форму блока.
— Помогите… — отдавая последние силы, прохрипел Кайл, уже не надеясь, что шелестящий звук его голоса долетит до этого призрачного строения…
* * *
Его действительно никто не услышал, но спустя некоторое время Кайл снова пришёл в себя.
Мираж не исчез, он остался точно таким же — ясным, контрастным, материальным.
Человек сидел вполоборота к нему на осколке лунной породы, который он неторопливо распиливал надвое, действуя при этом обыкновенной ножовкой, какие предназначены для резки металла.
Глыба камня была мягкой, податливой, а терпение человека — безграничным. Стоило посмотреть, как спокойно, равномерно, без судорожных рывков и излишних усилий двигается ножовочное полотно, как тут же становилось ясно — он получает удовольствие от выполняемой работы.
Кайл увидел его издали, и эта картина, воспринятая им в первый момент как мираж, бред, внезапно придала ему сил, чтобы ползти дальше, двигая своё непослушное тело к маленькому островку непонятной жизни, приютившемуся у скального основания, на самом краю мёртвой, покрытой кратерами пустыни.
Он полз, задыхаясь от своих усилий и порождаемой ими боли. Каждое движение причиняло ему нестерпимые муки, но ещё худшим было осознание того, что поразившая его проказа продолжает расползаться по коже уродливыми металлизированными пятнами.
Человек, казалось, не видел и не слышал его. Он спокойно продолжал своё занятие.
Кайл уже не видел ни маленького садика с ртутным прудом, на краю которого раскинул свою колючую крону металлический кустарник, ни мощённых красивым, гладко отшлифованным камнем дорожек, ни маленького домика, наполовину врезанного в скалу. Он полз, стараясь удержать перед своим помутившимся взглядом спину человека, а его губы кривились в запредельном усилии, пока с них не сорвался наконец крик:
— Помогите!..
Человек перестал двигать ножовкой.
Несколько секунд он сидел напряжённо и неподвижно, словно имел глаза на затылке или мог видеть происходящее у него за спиной каким-то иным образом, потом отложил свой нехитрый инструмент и встал.
