Длинный белый стерильно пахнущий коридор, по обе стороны которого тянулись вереницы плотно закрытых дверей, казался ей бесконечным.
Мари шла по блестящему, дочиста вымытому кафелю пола, и её не покидала испуганная мысль, что звук шагов, такой гулкий и неприятный, может потревожить кого-нибудь за этими дверями.
Она ещё не понимала сути происходящего, её испуганное, сжавшееся в трепещущий комочек сознание инстинктивно отталкивало реальность, словно это могло хоть как-то помочь…
Человек, который шёл впереди, остановился. Он был на голову выше Мари, шире её в плечах и старше, но все особенности его лица и фигуры скрадывал мешковатый белый костюм с прозрачной маской, сквозь которую были видны лишь его серые глаза и нос.
— Ты готова? — участливо спросили его невидимые губы, скрытые раструбом дезинфекционно-дыхательного аппарата, и в этот миг Мари впервые ощутила, как потаённые интонации голоса чужого человека вдруг раскрываются её разуму, словно перед ней развернули огромный белый лист, на который черным криком печатных букв были нанесены его настоящие мысли: Мне всё равно… Я каждый день вижу это и больше не могу сопереживать. Только не ори и не падай в обморок, ладно? — вот о чём думал он, произнося участливые слова…
Разум Мари на миг помутился.
Она не хотела туда. Она не могла сделать последний шаг, отделяющий её от страшной окончательности, но попятиться, кинуться прочь также не нашлось сил. Она стояла, считая гулкую вечность секунд, а подбородок уже мелко, предательски дрожал…
…Она всё же нашла в себе силы задавить эту дрожь, кивнуть, и тогда он толкнул дверь.
Их прихода явно не ждали.
Помещение, куда они попали, было длинным и узким. Всю стену напротив входа занимали холодильные шкафы, расположенные, как ячейки в хранилище банка, одна над другой, рядами по десять дверец, и каждая с табличкой, на которой мелкими букашками застыли нечитаемые от входа буквы.
Две дверки в противоположных концах ячеистой стены были открыты, а их содержимое, в виде длинных носилок, на которых лежали синеватые обнажённые тела — мужское и женское, — выдвинуто наружу.
Она не закричала и не упала в обморок, лишь машинально вцепилась в руку сопровождающего с такой силой, что у него что-то хрустнуло в запястье.
Стол с обнажённым мужским телом оказался всего в метре от неё.
Мари смотрела на труп выцветшими глазами, принявшими в этот миг водянистый оттенок страха и инстинктивного неприятия смерти. От трупа веяло холодом, его грудь была распорота наискось и вновь сшита грубыми стежками, без следа крови в тех местах, где игла патологоанатома пронзала мёртвую плоть.
