Отец встал и поднял ее.
— Ты зачем пришла?
— Скучно. Ник не хочет играть, а Дима ушел.
— Если ничего не будешь трогать, можешь здесь побыть.
Отец опять стал читать.
Мурочка подошла к письменному столу и начала рассматривать вещи. Потрогала тихонько пальчиком, чернильницу, потом зашла сбоку и погладила черную собачку, лежащую на красном коврике. Собачка была сшита из барашковой шкурки, а красный её коврик служил для того, чтобы обтирать перья.
— Папа, из чего у неё глаза?
— Что такое? — сказал Николай Степанович, отрываясь от книги.
— Глаза у собачки из чего?
— Ты же видишь, что из черных бус.
— А я думала живые, — протянула Мурочка. Но все-таки еще раз погладила собачку.
Когда все вещи на столе были осмотрены и осторожно потроганы пальчиком, Мурочка подошла к шкапу. В шкапу стояли рядами книги. Еще стоял глобус, а так как она не пони мала, что это за штука, он внушал ей страх. Она покосилась на таинственную вещь, поскорее отвела глаза и стала рассматривать корешки книг. Между ними была одна большая, которую ей иногда позволяли смотреть. В ней были удивительные картинки.
Николай Степанович мельком взглянул на дочь. Её тоненькая фигурка была так жалка; беспомощно-грустно смотрели её глазенки. Он отложил книгу и встал с дивана. Достать тебе книгу?
Мурочка просияла.
И вот она сидит в большом кресле с огромною книгой на коленях и с жадным вниманием рассматривает картинки, чудные, непонятные, страшные картинки. Некому объяснить их Мурочке, да она и не поняла бы объяснений.
Николай Степанович молча смотрит на свою девочку. Воспоминания и тяжелые мысли мешают ему читать.
Он вспоминает, как сам был ребенком, — таким же беспомощным и тоненьким. Он жил не у родителей, а у бабушки.
Бабушка была богатая женщина. Она отличалась властолюбивым, тяжелым нравом, любила, чтобы все трепетали перед нею. Когда она видела, что её боятся, она радовалась и гордилась. Ей казалось, что самое лучшее в мире — это сознавать свою власть над людьми и видеть их перед собою покорными, трепещущими, в страхе ожидающими её гнева или милости. Если бы ей кто-нибудь сказал, что есть еще другая власть над людьми, которою еще лучше, еще надежнее можно покорить сердца, — она не по желала бы и выслушать такие речи. И в церкви она стояла и молилась с тем же суровым и гордым выражением лица, которое наводило страх на людей. У неё был единственный сын, с которым она поссорилась. Она не хотела знать его семьи, хотя ей известно было, что живут они в бедности. Но раз она приехала к сыну и предложила взять к себе на воспитание второго внука, Николеньку. Отдали его родители, думая, что лучше ему будет у бабушки, в богатстве и довольстве. Бабушка по требовала, чтобы родители не вмешивались в его воспитание и совершенно отказались от своих прав на него.
