– Я вышел с отсрочкой, – прибавлял Антон Григорьевич, – паспорт мне вскоре прислали, и стал я, наконец, человек с видом на жительство.
* * *
Концерты Антона Григорьевича в Saint James’s Hall, как и повсюду, имели грандиозный успех. Перед началом последнего концерта в уборную артиста врывается какая-то незнакомая, но чрезвычайно энергичная женщина и, едва переводя дыхание, говорит:
– Ах, господин Рубинштейн, как я счастлива!
– Это очень хорошо!
– Да-с, счастлива тем, что вижу вас около себя…
– Сударыня, это недоразумение: не вы меня, а я вас вижу около себя…
– Как бы там ни было, но вы должны дать мне место. Несмотря на все старания, мне не удалось запастись билетом на ваш прощальный вечер.
– К сожалению, я не могу вам предоставить такового, так как зал переполнен публикой.
– Как вам угодно, а я должна присутствовать.
– Вы принуждаете меня идти на уступки. Извольте. Сию минуту есть действительно одно свободное место, и я уступаю его вам, если вы не откажетесь от него…
– Благодарю вас, маэстро, вы истинный джентльмен… Где же это место, скажите?
– За роялем!
* * *
Однажды у Рубинштейна обедали музыкальные критики.
После обеда они стали развивать свои теории и взгляды.
Вдруг Рубинштейн, которому надоело слушать их рассуждения, вскочил с места со словами:
– Какая чудная идея!
И моментально ушел.
Критики, воображая, что композитор вдохновлен очередной мелодией и пошел работать, продолжали беседу тише воды, ниже травы. Через час Рубинштейн возвратился.
– Ну, что ваша идея?
Я ее привел в исполнение, но сейчас не могу повторить ее перед вами из скромности.
Критики только впоследствии узнали, что великий музыкант уходил спать.
М.Е. Салтыков-Щедрин
(1826–1889)
Как-то пришел к Салтыкову литератор К., как раз вслед многолюдной компании знакомых (не литературных), которая только что ушла от него, и услышал от Михаила Евграфовича следующее:
– Боюсь, как бы эти господа на меня не обиделись… Представьте: то не едут, не едут целые месяцы, а тут вдруг все сразу пожаловали, сидят и разговаривают между собою, хохочут, а я слушай. Ну, вот я и сказал им это, а они вдруг взяли шапки да и уехали. Право же, я не хотел им ничего обидного сказать, а просто хотел только выразить, что гораздо лучше они сделали бы, если бы не сразу приезжали, что мне приятнее было бы видеть их порознь и чаще, самому говорить с ними, чем слушать их разговоры между собою.
* * *
Неумение знаменитого сатирика Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина выразить в обычном разговоре то, что он хотел, приводило иногда к большим курьезам.
