— Мы тяжелая ноша, но против судьбы не пойдешь.
Фикрия, которая жалела меня еще больше, чем мать, сказала:
— Я сделала бы все, даже невозможное, только бы ты был счастлив, но что я могу?
Зейнаб, огорченная не меньше их обеих, молчала. Когда я пошел в свою комнату, она пробормотала:
— На все воля Аллаха.
Сейчас, всякий раз оглядываясь назад, я вижу лишь свою ничтожную, бесплодную и жалкую жизнь, пустые грезы о богатстве и женщинах и этот отвратительный дом-тюрьму на улице Абу Хода. И всякий раз Хамада ат-Тартуши, желая развеять мою тоску, говорит полушутя, полусерьезно:
— Иди к ней, она, как и ты, одинока.
Теперь, как и встарь, Маляк стала возбуждать во мне желание. Как часто я мысленно сжимаю ее в объятиях!
Еще Хамада говорит:
— Если бы не теперешние времена, ты бы нашел женщину, которая предоставила бы тебе весь набор комплексных услуг! — И, хохоча, добавляет: — Вроде нашего «комплексного развития»!
Старик, будь он неладен, в хорошем настроении и поэтому шутит.
— Хочешь, скажу правду? — продолжает он. — Ты мог бы на ней жениться.
Я сердито глянул на него.
— Будь я тогда на твоем месте, — сказал он, — я бы купил обстановку для своей комнаты, хотя бы в рассрочку, и привел бы девчонку в семью, а там уж положился бы на Аллаха.
Я резко ему ответил:
— В то время мне это не пришло в голову.
— Не сердись, я просто вижу, что ты смирился с поражением, даже не пытаясь сопротивляться.
— Прошу, не вини меня за мою несчастную судьбу.
Нашему дому, казалось, мало было одного невезения. К нему присоединились и другие несчастья. Семью раздирала ненависть: то Фикрия препирается с Зейнаб, то мать бранится с Фикрией, то Зейнаб ссорится с матерью.
Фикрия говорит:
— Если бы мы получили образование и нашли работу, то не оказались бы в таком положении, да простит вас Аллах.
Мать кричит в ответ:
— Времена вашего покойного отца не то, что нынешние. Не поминайте злом усопшего.
В разговор вступает Зейнаб:
— Будь я посмелее, пошла бы в служанки.
Мать восклицает:
— Хоть бы Господь поскорее послал мне смерть!
О, дом несчастья и скорби! Будет ли конец этим взаимным упрекам? В то же время по отношению ко мне они проявляли всю нежность и любовь, на какие были способны. Я — глава дома и одновременно его жертва. Я ненавижу их в той же мере, в какой сочувствую им и жалею их. Какой превосходной хозяйкой была моя мать! Как счастливы они были с отцом! Она и не подозревала, что ее семью ожидает столь печальный финал. Однажды я сказал с досадой:
