Однажды мать вошла ко мне в комнату в своем траурном одеянии и села рядом со мною на софу. Опустив глаза долу, она произнесла:
— Надеюсь, Халим, я поступила правильно.
Ничего не подозревая, я спросил:
— Какие-нибудь новости?
— Не знаю, что и сказать.
Помолчав, она продолжала:
— Сегодня утром у меня была мать Маляк. Она моя подруга детства и вправе позаботиться о судьбе своей дочери. Она предложила объявить о помолвке, спросила о будущем. Я сказала ей: «Ты моя лучшая подруга, и между нами не может быть секретов. Маляк мне как дочь, и я никогда не найду Халиму девушку, которая бы была лучше ее, красивее, воспитаннее и ближе мне по крови. Ты должна знать, в каком мы сейчас положении». И я ей подробно обо всем рассказала, а потом спросила: «Что с нами будет, если Халим покинет нас?» — «А разве нельзя объявить о помолвке сейчас, чтобы прекратить всякие пересуды?» — «Еще неизвестно, когда он будет в состоянии содержать две семьи». Мы расстались, я — опечаленная, она — рассерженная, — закончила мать свой рассказ. — Может быть, я поступила неправильно, сынок?
Я был во власти гнева и бессилия. Но кого мне бранить или упрекать? Реальность несокрушима, как скала. Не могу же я сражаться с бесплотным призраком, имя которому невезение. Я возненавидел жизнь. О, тягостное, ужасное время!
Я отправился с визитом в дом своей возлюбленной. В этом доме любви и розовых мечтаний меня впервые встретили сухо. Маляк сидела безрадостная, хмурая, на лице ее не было и тени улыбки. В центре гостиной восседала ее мать, которая с издевкой спросила меня:
— Ты попросил разрешения у своей матери, прежде чем явиться сюда?
Потом, сменив тон, она с горечью произнесла:
— Вот уж не предполагала такого вероломства!
— Вы же знаете о наших обстоятельствах, — ответил я убитым голосом.
— Аллах тебе не простит. Как может молодой человек вроде тебя жертвовать всей своей жизнью из-за того, что кому-то другому не повезло? Потом, в чем вина моей дочери?
— Позвольте мне объяснить...
Но она не дала мне договорить:
— Меня не интересуют объяснения, для меня важнее всего репутация моей дочери и ее будущее.
— Репутация Маляк вне всяких подозрений! — воскликнул я протестующе.
— О нет, твои посещения могут быть теперь истолкованы не в ее пользу.
— Мама! — вскричала Маляк.
— А ты помолчи! — прикрикнула та.
Я ничего не видел перед собой, когда бесславно покидал их дом. Я шел шатаясь, не в силах вынести выпавших на мою долю оскорблений, в тоске и отчаянии. Я спрашивал себя растерянно: «Неужели действительно со всем покончено? С любовью и надеждой? С Маляк и женитьбой?» Меня захлестнула волна бурной, яростной ненависти ко всему. Меня душила ужасная догадка о том, что я жертва в семье жертв. В тот вечер дома у нас царила такая же атмосфера, как в день смерти отца. Моя мать, Фикрия и Зейнаб сидели вместе на софе, не смея поднять глаз от стыда и досады. Мать виновато промолвила:
