Когда она наблюдала за легкими уверенными движениями его рук, пока он делал набросок, Люси чувствовала, как все внутри нее будто обожгло, как-будто она проглотила что-то очень горячее. Она не могла понять, почему у нее промелькнула дикая мысль, что Даниэль рисовал ее.
Она не должна подходить к нему. В конце концов, она даже не знает его, фактически никогда не говорила с ним. Их единственный диалог пока включал в себя один средний палец и пару неприязненных взглядов. Но по какой-то непонятной причине, для нее было очень важным узнать, что именно рисовал Даниэль.
И тут она вспомнила. Сон, который приснился ей накануне. Его краткие вспышки внезапно вернулись к ней. Ей снилась поздняя ночь — сырая и холодная, на ней было надето какое-то белое, длинное, ниспадающее вниз одеяние. Она стояла наклонившись возле занавешенного окна в незнакомой комнате. Она была не одна, там еще был другой человек, мужчина… или парень, ей так и не удалось увидеть его лицо. Он что-то рисовал на плотном листе бумаги. Рисовал ее. Ее волосы. Ее шея. Точный контур ее профиля. Она стояла позади него, замерев и боясь что он почуствует ее присутствие, ее заинтересованность.
Внезапно Люси будто очнулась и резко отпрянула назад. Ей показалость что что-то сжало ее плечо сзади, а затем быстро пронеслось над ее головой. И вот Тень снова пропала. На этот раз она была черной и толстой как занавес.
Ее сердце бешено колотилось, его стук громом отдавался в ушах, заглушая вкрадчивый шорох теней, заглушая звук ее шагов. Даниэль наконец оторвался от своей работы, и, казалось, устремил взгляд именно туда, где прежде находилась Тень, но он не выглядел таким испуганным как она. Конечно же, ведь он не мог их видеть. Его бесстрастный взгляд снова сфокусировался на чем-то за окном.
Жар внутри нее разгорался все сильнее. Она уже приблизилась к Даниэлю так близко, что ей казалось, он непременно должен был его почувствовать. Осторожно, чтобы не потревожить его Люси попыталась заглянуть ему за плечо и увидеть рисунок. Всего лишь на секунду, в памяти всплыл образ "изгиб ее собственной обнаженной шеи", набросок сделанный карандашом на плотной бумаге. Но потом она моргнула, и когда ее глаза снова сфокусировались, ей пришлось тяжело сглотнуть. Это был всего лишь пейзаж. Даниэль рисовал старое кладбище, с мельчайшими подробностями. Люси никогда еще не видел ничего, что настолько бы ее опечалило.
Она не знала, почему. Это было дикостью — даже для нее — ожидать воплощения в жизнь ее причудливых фантазий. Не было никаких причин, для того чтобы Даниель захотел рисовал ее. Она понимала это. Как и то, что не было никаких причин, чтобы он выбил ее из колеи этим утром. Но он все же сделал это.
