Потом они ушли. Вечер с Денизой у телевизора показался необычайно приятным.
— Кажется, я совсем устал от людей, — пожаловался старик.
— Это пройдет… Осень, — отозвалась Дениза.
Ренато, кутая ноги в плед, почти не смотрел на экран — казалось, что картинка подрагивает, и все изображения сливались в одно расплывчатое пятно. Но он слышал, а иногда все же поднимал глаза.
Выпуск новостей… жизнь идет. В отдельности каждый — букашка, век его короток, но когда слушаешь новости, кажется, что человечество еще на что-то годится. Сейчас с экрана вещал диктор в темно-синем костюме, прилизанный и вышколенный. Ренато прищурился, пытаясь разглядеть его получше.
— Трагедия Лейвере навсегда останется в нашей памяти. Мы глубоко скорбим вместе с родными и друзьями погибших, — говорил диктор, и лицо его было торжественно, и сквозь торжественность проглядывала растерянность, делавшая то, что он говорил, подлинным выражением чувств, а не заученным текстом.
— Что он говорит, Дениза?
— Да как всегда, — женщина улыбнулась.
— Не понимаю. Что за трагедия?
Картинка на экране сменилась — теперь там рассказывала о спорте моложавая улыбающаяся блондинка.
— Какая трагедия? Все, хвала небесам, спокойно…
— Не путай меня, — сердито сказал старик. — Перед этой дамочкой диктор говорил о трагедии, память о которой останется навсегда… Что это было?
— Да что вы! — Дениза обеспокоено поднялась, шагнула к Ренато. — Говорили о ремонте ратуши, об открытии новой дороги…
— Я слышал своими ушами! Он сказал — Лейвере… Трагедия Лейвере! Что это за место и что там произошло?
— Может быть, вам лучше прилечь, отдохнуть? — растерянная служанка не знала, что еще предложить Ренато: выпить лекарство, или его любимого чаю с бальзамом, или просто поговорить о другом?
— Ты считаешь, у меня мутится рассудок? — тихо спросил Ренато.
— Святые силы! Вот уж ни разу…
— Спасибо.
…Потому что я уже ни в чем не уверен, подумал Ренато. Но вслух этого не произнес.
— Пусть завтра придет Микаэла, — попросил он Денизу. — Пригласи ее.
— Микаэла, родная, окажи мне услугу.
— Да, дедушка?
— Поищи… в газетах или как-то еще, что за место — Лейвере, и что там произошло?
Любопытная девчонка оживилась пуще прежнего:
— Красивое слово… Откуда оно?
— Не знаю. Мне очень надо, Микаэла… ты поищи.
Ренато ждал. Дни походили на хрусткий древний папирус — неловко согнешь, и разломится. Правнучка явилась через неделю — звонкая, свежая, с лиловыми цветами — осенними колокольчиками — в руках. Она была существом иного мира — мира, где все любят друг друга и все живы, где родительская забота само собой разумеется и позволяет быть озорным ребенком.
