Митенька Воейков, все время беспокойно искавший глазами Ольгу Петровну, — так как вдруг потерял равновесие после уединенного разговора с ней, — встретился с Валентином, который мрачно сказал, что ему срочно нужно сто рублей. Митенька сунул в карман руку и, покраснев, сказал, что он забыл дома бумажник, хотя бумажник был с ним, но в нем не было требуемой суммы. А сказать Валентину, что у него не найдется ста рублей, ему показалось стыдно.
Неловко отойдя от Валентина, он почти столкнулся в дверях с Ириной. Она после бессонной ночи была еще привлекательнее. Платье потеряло свою выглаженную строгость, и тонкий белый шелк его на полных девичьих руках около плеч смялся складочками и казался розовым от тела, которое вплотную обтягивали рукава. В руках у нее была ветка белой сирени.
— Я не видела вас почти целый вечер, — сказала Ирина извиняющимся тоном, проводя веткой по лицу, точно отстраняя мешавшие волосы.
— А я вас видел весь вечер, — сказал Митенька, сам не зная почему и зачем, вкладывая в свои слова какой-то особенный смысл, который сразу уловила и поняла Ирина, но, сделав вид, что не поняла, тем же тоном прибавила:
— Вы, вероятно, презирали меня за то, что я прыгала, как коза.
Митенька улыбнулся.
— Почему вы так думаете? — спросил он, умышленно уклончиво. Он взял такой тон так же, как с Ольгой Петровной, совершенно инстинктивно и только потому, что Ирина своим каким-то виноватым видом давала ему возможность говорить в этом тоне.
— Так мне кажется… идемте к столу.
Митенька был доволен этим отрывком разговора и доволен тем, что разговор не продолжался долго, так как у него не было уверенности, что он найдет, чем поддержать его, оставаться же все время на позиции человека, молчаливо предоставляющего другим интересоваться собою, было невозможно.
За стол село пятьдесят человек. Лакеи сбегали по ступенькам широкой лестницы от дома с серебряными блюдами, держа их на ладонях в уровень с плечами, и подносили к гостям, просовывая вперед блюдо с левой стороны.
В конце стола сидел сам именинник с женой, Марией Андреевной, такою же бодрой и ласково-величественной, как он сам.
Вино, наливаемое из-за спин гостей лакеями, наполнило крепкой игристой влагой хрустальные бокалы. И первые лучи взошедшего солнца брызнули на росистую траву и деревья как раз в тот момент, когда все подняли бокалы, чтобы выпить за здоровье именинника.
Когда налили по второму бокалу, поднялась Софья Александровна Сомова и, улыбаясь, оглянула сидевших за столом с таким видом, как будто готовилась сказать что-то особенное, чего никто не ожидает. Все, переглядываясь и не зная еще, что она скажет, уже заранее улыбались.
