Как ни странно, мне поверили.
И когда Буллу, отдохнувший и накормленный, резво рванул с места, увлекая за собою двуколку, заметно осевшую от корзины с печеностями, вдовица зарыдала в голос, а работник, выглянув из флигелька, проводил нас нехорошей ухмылкой.
Я перехватил его взгляд, и сделалось стыдно — судя по всему, этой ночью я сорвал бедняге полноценный отдых…
…Плавная, медленная иноходь убаюкивала.
– Н-но, Буллу! — подбодрил я конька, и животина послушно пошла быстрее.
Глаза слипаются, хоть руками веки удерживай. А стимуляторы глотать не хочется, запас-то суточный, на трехмесячную командировку никто не рассчитывал. С помощью жестов прошу Оллу добыть из хозяюшкиной корзины баклажку с рутутой, горьким и пряным настоем, вяжущим глотку, но взбадривающим мгновенно и надолго, не хуже скипидара в заднице.
Глотаю.
Прокашливаюсь.
Уфф!
Хо-ро-шо!
Попадись мне сейчас «Айвенго», мамой клянусь, порвал бы на ветошь голыми руками без всякой «Мурзилки».
Нет, не выйдет. Во-первых, далеко он, сукин сын легендарный, к Старой Столице топает — революцию делать. А во-вторых, прет за ним весь мир голодных и рабов, еще более безмозглых, чем бракованная земная жестянка.
Догнать-то я его, положим, догоню, даже и без браслета — нынче всякая тварь без запинки укажет, куда королевское войско идет, — а что потом, «Мурзилкой», что ли, путь к его величеству расчищать? Не выйдет. «Мурзилка» — аппарат нежный, на андроидов не рассчитанный. И, даже получив аудиенцию, каким образом я смогу утилизировать объект, подвергая его, согласно инструкции, «воздействию жесткого излучения спектрального класса Y-14, желательно в режиме вращения, в течение 160–170 секунд по кварцевому таймеру»? Самого утилизируют гораздо быстрее, а это мне совсем не нужно; кроме меня, «Айвенго-2» никто на волю не выпустит.
К тому же у меня дети, и курс лечения не окончен…
Ну что ж, значит, мы пойдем другим путем. Еще не знаю каким, но путь этот обязательно есть; не может его не быть.
Но об этом я подумаю позже.
Потому что опять тяжелеет голова, веки наливаются свинцом и перед глазами медленно плывут прозрачные червячки, и нет никакого смысла снова хлебать рутуту: она, может быть, и хороша для туземцев, но не для такого залетного организма, как мой.
Ничего. Выдержу. Постоялый двор уже где-то тут, неподалеку.
– Спрячь, малыш! — полуобернувшись, отдаю баклажку Олле.
Она хлопает глазищами и улыбается.
Улыбаюсь в ответ.
Еще одна проблема: как с тобой быть, девочка? Буду я жив или нет, а тебя куда-то определить надо. И не абы куда, а хорошо, надежно пристроить; иначе нельзя: мы в ответе за тех, кого приручаем…
