Приехал.
Дальше дороги нет.
Баэль!
…Давным-давно, еще при Старых Королях, на лесистых плоскогорьях Синей Гряды, меж лесом и степью, был основан сторожевой пост. Круглая башенка из мшистого камня да пяток кольчужников — да ведь больше и не нужно. Дикие были места, безлюдные, хотя, что спорить, богатые зверем лесным да еще горючим подземным камнем.
Не для быстрой надобности воздвигли постик, впрок.
А назвали крепостцу, недолго думая, Баэлем, как издревле прозывали скуластые местные обитатели неширокую серебристую реку, что текла неподалеку с севера на юг, принимая в себя Бобровый Поток.
Глушь, тишь; зимой — мягкий морозец, летом — теплый ветерок.
Ни врагов, чтобы дракой взбодриться, ни данников-кормильцев. Скука, огнянка, ссоры с мордобоем и редко когда — малая мзда-пошлина с редких, небогатых караванов. И было так долго. Когда же на юге небо рухнуло наземь, а на смену Старым Королям пришли железные люди и объявили себя хозяевами всего, округа ожила. С юга хлынули переселенцы, ищущие приюта, — кто при обозе, кто с семьей, а кто и так, сам по себе, с котомкой на спине и ножом у пояса. Приходили, оседали, приживались. Здесь было безопасно: степь, расстилающаяся за холмами далеко на восток, почти пустовала, немногие пастухи от века были слабы, а потому — дружелюбны, север и запад прикрывали соседи, бароны Поречья, а с южной стороны края стеною лежали леса, непроходимые для не знающего верной тропы недоброго гостя.
Рыба, известно, ищет глубины, мотылек — света, а человек — покоя.
Беглец к беглецу, да еще один беглец — с женой и младенцем, да вот еще — и чем не поселок? А там и пашню распахали, и часовенку Вечному срубили, и — откуда ни возьмись — темноризый появился, принялся кадить у алтаря; все, как у людей заведено. Со степными меняться затеяли понемногу, а там и родниться начали — и захныкали вскоре в землянках и свежесрубленных домишках дети, пахнуло вкусным дымком, дохнуло испеченным первоурожайным хлебцем…
Ожили холмы.
А поскольку, дело известное, нет земли без господина, нашелся и господин.
Приехал к берегам Бобрового Потока с юга сам-друг со спутником, то ли приятелем, то ли оруженосцем. Переговорил с постовыми кольчужниками, послал гонца по выселкам, собрал народ — и сообщил: мои-де теперь угодья; кто согласен, присягай тотчас мне да Императору, кому не по нраву такое — путь чист, никого не держу.
Переглянулись люди.
На кольчужников посмотрели, а те уже около Лодри теснятся.
