Маклай стоял у дерева, на верхушке которого развевался флаг. Лицо его было спокойно, движения уверенны. Руки ловко потянули верёвку, и флаг медленно пополз вниз, салютуя уходящему кораблю:
«Прощай, «Витязь»! Прощай!»
Дым белой лентой растянулся над океаном. Корвет делался всё меньше и меньше.
Казалось, он таял в голубоватом тумане моря.
Глазам было больно от солнца и ослепительного блеска воды, но Маклай смотрел не мигая на уходящий, тающий вдали корабль.
— Прощай, «Витязь»! — сказал он ещё раз тихонько и повернул к своему дому.
Ульсон и Бой разбирали вещи.
Набрав гвоздей в рот, Ульсон прибивал над своей постелью портрет жены. На ней было смешное платье с оборками и бантами и высокая шляпа с перьями.
Маклай подошёл к своему столу. Листы бумаги уже лежали на нём аккуратной стопочкой. В чернильнице темнели свежие чернила. Карандаши были очинены и остры. Солнце блестело на медной трубке микроскопа. Лёгкая тень от шевелящихся веток колыхалась на книгах, на свежевыструганных досках стола.
Маклай сел на скамью и открыл тетрадь. — Вы бы лучше зарядили ружья, — шепнул ему на ухо Ульсон, встревоженно поглядывая в сторону. — Я уверен, что они понадобятся нам ещё сегодня ночью. Смотрите, эти черномазые уже лезут к нам.
Маклай посмотрел на берег. Папуасы плясали у воды. Они размахивали копьями. Движения были воинственны и грозны. Перья колыхались на их головах. Коричневые руки поднимались и опускались в такт, как будто грозили кому-то.
— Это они радуются, что «Витязь» ушёл, — продолжал шептать посеревший от страха Ульсон.
Он выронил свой молоток, не окончив работы, и портрет нарядной жены упал на пол.
— Они знают, что мы одни, и вы увидите, что они сделают с нами сегодня же ночью…
— Глупости! — резко прервал его Маклай. — Если вы бойтесь, спрячьтесь куда-нибудь, но только не показывайтесь им в таком виде. Они не должны знать, что мы их можем бояться. Мы их не боимся! Понятно?
И, сдвинув брови, Маклай вышел на крыльцо. Папуасы смотрели издали на белого человека и его дом.
Лица их были суровы, движения решительны. «Ты нам не нужен, — говорили их жесты. — Уходи! Уходи от нас, чужой человек. Вот море! Уходи! На нашем берегу тебе нет места!»
От толпы папуасов отделился Туй. На этот раз он уже не улыбался. Твёрдыми шагами он шёл к хижине. Он смело шагнул на ступеньку и протянул руку к двери. Он хотел войти в хижину как хозяин, но Маклай остановил его.
— Нет, Туй! — сказал тихо, но серьёзно Маклай. — Туда тебе нельзя. Здесь — табу. Понимаешь — табу! Запрёт.
