Социально-политическая обстановка того времени заставляла Гладкова бороться за свою тему, за своего героя и после выхода романа в свет. Молодая Страна Советов, восстанавливая разрушенное интервентами и белогвардейцами народное хозяйство, продолжала жить «лихорадкой борьбы», и Гладков горел в революционных боях с не меньшей силой, чем в гражданскую войну. Защищая свои принципы, он пишет в конце 1925 года (журнал «Журналист», 1925, № 10): «Подлинным писателем современности может быть только тот, кто способен не только объяснять ее, но и преображать, не только жить настоящим, но и уметь видеть будущее. Современный наш писатель неизбежно должен быть романтиком в революционном значении этого слова. Только такой художник и создает новую литературу».
И действительно, роман «Цемент» явился одной из основных вех на пути развития советской литературы. В годы первых пятилеток традиции «Цемента» нашли свое отражение в книгах, посвященных социалистическому преобразованию страны. Выдержав испытание временем, он продолжает жить и в паши дни — его традиции ощущаются во многих произведениях о коммунистическом строительстве, о рабочем классе.
…Более полувека прошло со дня выхода «Цемента» в свет. И вот в июльском номере журнала «Вопросы литературы» за 1975 год появилась неизвестная статья Луначарского[1] (ее нет ни в собрании его сочинений, ни в библиографических справочниках), посвященная творчеству Эмиля Золя, где «Цемент» назван «одним из лучших коммунистических романов».
Коммунистический роман… Такого определении за все 50 лет не было ни в нашей, ни в зарубежной прессе. Оно звучит как призыв к дальнейшему изучению «Цемента», к раскрытию еще далеко не исчерпанной глубины идейно-эстетического содержания романа.
Так же, как три года назад, в этот утренний час раннего марта море за крышами казарм и аркадами завода кипело солнцем, а воздух между горами и морем был винный, в огненном блеске. И голубые трубы, и железобетонные корпуса завода, и рабочие домики Уютной Колонии, и ребра гор в медной окалине плавились в солнце и были льдисто-прозрачны.
Ничто не изменилось за эти три года. Дымные горы в отеках, оползнях, каменоломнях и скалах — такие лее, как были и в детстве. Издали видны знакомые разработки по склонам, бремсберги в камнях и кустарниках, мосты и лифты в узких ущельях. И завод внизу — тот же: целый город из куполов, башен и цилиндрических крыш, и та же Уютная Колония по склону горы, над заводом, с чахлыми акациями и двориками в две квадратных сажени у каждого крыльца.
