В январе 1913 года Рабиндранат приехал в Чикаго. Он прочел лекции "Идеалы древней цивилизации Индии" и "Проблема зла". Затем он отправился в Рочестер на конгресс общества "Религиозные либералы", где выступил на тему о расовых конфликтах. Здесь он встретился с немецким философом Рудольфом Эйкеном,[73] приехавшим на конгресс из Германии, горячим почитателем "Гитанджали". Из Рочестера Тагор поехал в Бостон, где прочел цикл лекций об идеалах Древней Индии, впоследствии опубликованных под названием "Шадхона",
Посетив еще раз Нью-Йорк и Урбану, Тагор отплыл в Англию и 14 апреля прибыл в Лондон. Там он присутствовал на постановке своей пьесы "Почта" в ирландском театре. Выступая перед большими аудиториями, он вошел во вкус и принял приглашение прочесть шесть лекций в Кекстон-холле, но волнения последних шести месяцев привели к тому, что поэту пришлось лечь в одну из лондонских больниц на операцию.
Тем временем издательство "Макмиллан" выпустило второе издание "Гитанджали", рассчитанное на широкого читателя. Затем одна за другой последовали поэтические книги "Садовник", "Полумесяц" и "Читра", а также первый сборник рассказов "Взгляд на бенгальскую жизнь". Пожалуй, в таком обилии переводов заключалась немалая опасность.
Бенгальские читатели к этому времени уже научились воспринимать многогранность гения Тагора и каждый раз, когда новая книга выходила в свет, задавались вопросом, какой еще новый сюрприз приготовил для них поэт. Но в представлении иностранных читателей уже сложился образ автора "Гитанджали". В то же время ни одна из книг, последовавших за первой, не соответствовала ему. Они могли бы показать европейцам творчество Тагора в более верной перспективе, но первое впечатление всегда самое яркое и устойчивое, поэтому Тагор так и остался в сознании Запада по преимуществу религиозным поэтом и философом. Его библейский облик и величественная манера держаться, постоянные упоминания об идеалах древних отшельников-мудрецов помогали создавать это одностороннее впечатление.
Ротенстайн вскоре почувствовал эту опасность. Он писал в своих мемуарах: "Приятно было видеть, с какой готовностью читатели платили дань восхищения индийцу. Ничего подобного раньше не случалось. Но я был озабочен, как бы божественный облик Тагора и мистический элемент в его поэзии не привлекли бы Schwarmerie[74] сентиментальных людей, каких с избытком хватает и в Англии и в Америке, — тех, кто преследует идеалистов с большим рвением, чем идеалы. У Тагора, конечно, были все качества, чтобы привлечь подобный род поклонников". Опасность стала более явственной после присуждения Нобелевской премии, когда на поэта упали лучи всемирной славы.
