— Он и правда любил ее, — признала Женевьева, подошла к окну и, повернувшись спиной к Симоне, выглянула наружу. — Когда Ричард умер, я часто приходила сюда, представляла, что Ник еще маленький и я нужна ему. Спала здесь. Не могла привыкнуть спать в огромной кровати без мужа.
Симона молчала, не зная, как ответить на это признание. Она провела без Ника всего одну ночь и представить себе не могла, что он больше никогда не ляжет с ней в одну постель.
— Вы все еще тоскуете по нему?
Женевьева обернулась. На лице ее отразилась такая горечь, что у Симоны слезы навернулись на глаза.
— Каждое мгновение. — Она вздохнула, подошла к кровати и погладила гладкий столб. — Он сделал ее для Ника. Своими руками. Ричард был намного старше меня, он уже смирился с тем, что никогда не будет иметь наследника. Когда родился Ник, Ричард… Ричарду стало казаться, что снова взошло солнце юности. И мне тоже. Мы оба его обожали. Наверное, даже слишком. Посмотри. — Женевьева прошла к дальней стене, украшенной большим гобеленом, и приподняла его. Взгляду открылась небольшая дверца. — Это потайной ход Ника к конюшням. Он думал, что я про него не знаю, а Ричард мне рассказал. Когда Ника отсылали спать, он потихоньку выскальзывал в эту дверь и бежал туда, где был отец. В этой комнате он был принцем, королем. Боюсь, мы его избаловали. Он слишком требовательный. — Женевьева выпустила из рук край гобелена.
— Николас хороший человек, — проговорила Симона. — Он был очень добр ко мне. Я им восхищаюсь.
Женевьева склонила свою светловолосую головку и посмотрела прямо в глаза Симоне:
— А ты его любишь?
Симона сглотнула. Разговор складывался совсем не так, как она планировала. Теперь настала ее очередь отойти к окну.
— Миледи, я…
— Я знаю, почему вы поженились в такой спешке. — В голосе Женевьевы слышалась строгость. — Должна сказать, что поведение Николаса в тот вечер, когда вы познакомились, меня ничуть не удивляет. Меня поражает другое — вы так легко и так быстро привязались друг к другу.
У Симоны загорелись щеки. Она не могла заставить себя поднять на свекровь глаза.
— Я думаю, мы с первой встречи пытались сгладить наши разногласия. Николас очень дружелюбный. Я счастлива, что вышла за него замуж.
После краткого молчания Женевьева повторила вопрос:
— Но ты его любишь?
Симона не могла понять, почему свекровь настаивает на столь личном и непростом вопросе. Нервы были на пределе. Как может она говорить о своих чувствах к Нику в таком шатком положении? Сейчас все непросто. Можно ли доверить свое сердце этой почти чужой для нее женщине?
