– Мне теперь везде символы видятся, вот как этот лист, — задумчиво продолжала Ирина, как бы сама с собой разговаривая, не с ним. — Думаю всякую чепуху. А может, и не чепуха, может, важно все это. Недавно иду с работы, смотрю — пианино выбросили. Лежит разбитое, внутренности вывернуты, клавиши наполовину выбиты. А ведь когда-то было новенькое, покупали его, машину нанимали, тащили без лифта в квартиру, место выкраивали. Ребенок какой-нибудь учился пальчики правильно ставить, потом «Лунную сонату» играл. А теперь жизнь у пианино кончилась, и его выбросили. Обратно не соберешь, и музыки не будет. Весной еще бокал разбился из наших свадебных — помнишь? Хотела склеить — а нет, стекло тонкое. Так я все выбросила, чтобы глаза не мозолили. Надо будет — новые куплю.
Вот я хожу и думаю: если разбилось — надо выбрасывать и новое покупать. Или так жить, без бокалов, без пианино…
Вполне ничего — терпимо. Чинить такие вещи смысла нет. Протекать будет. Или звук не тот. И в нас с тобой смысла нет, понимаешь?
И знаешь что, Валя? Раз Юлька уехала, давай квартиру разменивать. Мне одной столько не надо, а вам с Наташей жить. Будет у тебя дом.
– Слушаю тебя — будто и не ты вовсе, — хмуро удивился Валентин. — Значит, и меня на помойку? Так я понимаю?
– Да нет, Валя. Просто с тех пор, как ты… как все это случилось, у меня начался год без вранья. И у тебя тоже. Наверное, так надо. Ты потерпи.
Двадцать девятого декабря наконец началась зима, которую уже все устали ждать. Серый, уставший от слякоти город с ликованием отдавался во власть нескончаемого снегопада, становился сказочным, неузнаваемым, нарядным, как на рождественской открытке. Еще с утра женщины надели шубки, мужчины — шипованную резину. На площади перед мэрией строители ударными темпами достраивали елочный городок, который две предыдущие недели тихо таял и портил настроение городским властям и прохожим. А сегодня настроение у всех было приподнятое. У всех, кроме Ирины, у которой именно двадцать девятого декабря как на грех были сугубо личные причины для меланхолии.
Как раз для поднятия настроения Ирина и отправилась в баню. Только, в отличие от героев «Иронии судьбы», ей пришлось это сделать в гордом одиночестве. После Юлькиного отъезда ее притащила сюда Рита, спасая от тоски и самоедства. Сама потом ходить перестала, закрутившись в делах, а у Ирины никаких дел не было, и она втянулась.
Собственно говоря, Иринино одиночество было не только гордым, но и публичным. Сауна работала в дамском клубе «Клеопатра», и к ней прилагались аквааэробика, массаж, пилинг, травяной чай и нескончаемая бабская болтовня. Ирина, «подсевшая» на сауну и аквааэробику, подозревала, что многие дамы посещают «Клеопатру» исключительно ради последнего пункта.
