– Ну что, побратим, разжился?
– Как бы не так, — хмуро отозвался рыжий. — Нету у них ничего.
– Ты что, Ганька?! — изумился русоволосый. — Я сам слышал, как баре судили да рядили, мол, в город собрались, дом покупать, деньги собрали огромадные…
– Это мы с тобой, Ероха, дураки огромадные, — сказал Ганька. — Они дом купили — денег и нет.
– А барынины брульянты?
– Нету у ней никаких брульянтов, — хмуро ответил Ганька.
– Чудеса, куда ж она их девала? Неужто дома оставила?! А ведь прежде без них никуда не езживала! Эх, не повезло!
Ганька промолчал.
– А девка? — не унимался Ероха. — Ну хоть с девкой ты побаловался? Эх, раззява! Красота неописанная, я, бывало, ночей не сплю, думаю, как бы я ее разложил, да она на меня и не взглянет никогда!
– Она красота, верно, — горячо сказал Ганька. — Так зачем же красоту губить? Красота — что цвет черемухов. Обобьешь — не воротишь!
– Да ты, Ганька, не в монахи ли податься решил? — обиделся Ероха. — Ну, смотри, как знаешь, а я до этой девки все едино доберусь, не раньше, так позже. Из Чудинова они меня прогнали, но я дождусь, когда они в Щеглы воротятся, и там до нее доберусь — не помилую!
* * *
– Да, может, и я ей верю… — вдруг нерешительно проговорил кто-то в толпе бунтовщиков. — Ерофей — он такой жеребячина был… девок перепортил немало… Но ведь ежели девка сама хочет — это одно, а ежели против воли — это совсем другое!
– Да, когда девка свое девство бережет, она и впрямь убить может, — раздался другой голос. — И правильно сделает! Кому потом нужна будет распочатая да с дурной славой?
– Вот ежели б была у меня дочка, да береглась так, как эта, — широкоплечий чернобородый мужик кивнул на Ульяшу, — я б ей только спасибо сказал.
Уже и другие поглядывали на нее сочувственно, как вдруг подал голос Семен:
– Да кому вы верите?! Ведьма эта вас вокруг пальца обвела. Девство свое она защищала, как же! Врет и не краснеет! Она уж давно распочата.
– А ты откель знаешь? — хохотнул кто-то. — Сам отведывал? Да навряд ли она такого, как ты, на три версты к себе подпустит! Небось по усам текло, да в рот не попало, вот и брешешь теперь.
– Собака брешет! — огрызнулся Семен. — Я-то не пробовал, врать не стану, а вот этот барин с ней ночь провел! — показал на Анатолия. — Не верите мне, Ефимьевну спросите. Она все видела.
– Правда истинная! — высунулась из-под крыльца ключница, нашедшая там надежный схорон. Впрочем, почуяв, что ей сейчас ничто не грозит, она вылезла на свет божий. — И я видела, и Фенечка видела, как они в постели нежились. Верно, барышня моя?
